Paбoтa нaд oшибкaми

В момент, когда с экрана радара исчезли оба замыкавших группу аэролёта, пилот сосредоточенно всматривался в стекло, стараясь разглядеть там головную машину. Если бы не звуковое оповещение, включившееся автоматически и моментально приковавшее внимание пилота к экрану радара, он непременно увидел бы идущий впереди аэролёт, — вернее то, во что превратился «Жнец» охраны за две секунды, — но пилот отвлёкся и лишь краем глаза заметил, как облако впереди осветила яркая вспышка. Через секунду последняя зелёная точка на экране исчезла. «Повелитель боли и наслаждения» остался один, без защиты.

…Парелиат увеличила темп, губы её стали сжиматься сильнее, а упругий проворный язык принялся проделывать с его плотью такие комбинации, на какие была способна только она одна. За свою долгую жизнь преосвященный познал немало женщин искушённых в любовных делах, но всем им было далеко до Парелиат в мастерстве, которое она в очередной раз ему убедительно демонстрировала. Сознание Арбигоста заволокла приятная пелена. Ещё бы немного — всего несколько мгновений! — и Арбигост пришёл бы к естественному завершению приятного процесса, но… он не успел. Что-то с чудовищной силой ударило снаружи в борт аэролёта и сквозь прикрытые веки архипатрит увидел огненную вспышку, за которой пришла темнота.

Глава 2. Старец и Святые Отцы. Анализ ситуации

Сто тридцать девять лет — таков был его возраст.

Пятьдесят лет назад он взошёл на патриарший престол, и вот уже полвека правил Агаром как полновластный император и верховный первосвященник планеты.

Облачённый в разноцветные ризы худощавый лысый с короткой белой бородой старец сидел на величественном троне посреди мраморного зала Собора Святых.

Старец взирал на собравшихся перед ним абсолютно белыми не по-стариковски яркими молодыми глазами. Такие глаза (как и белоснежные волосы, которые он давно утратил по причине преклонного возраста) среди агарян считались знаком высочайшего благородства и избранности перед Единым Всевышним.

Украшенный разноцветными алмазами белый трон стоял на возвышении из восьми, сложенных пирамидой одна на другую, восьмиугольных каменных плит. Цвет каждой плиты символизировал одну из древних Церквей, составивших вместе Единую Вселенскую Церковь Империи. Верхняя плита в пирамиде под троном была тоже белая, из мрамора; ниже лежали плиты красного, оранжевого, жёлтого, зелёного, голубого, пурпурного и серого цветов.

Перед патриаршим престолом, разделённым надвое полукругом, расположились семь малых тронов: четыре — по правую и три — по левую руку от правителя. Каждый престол имел под собой всего одну плиту-основание, и цвет плиты соответствовал цвету риз сидевшего на нём иерарха. Последовательность цветов была та же, что и в пирамиде под троном патриарха, за исключением одного цвета, и начиналась с белого, стоявшего первым справа, и оканчивалась серым, который можно было также считать и первым, если считать слева направо. Между зелёным и пурпурным малыми престолами, на чёрном каменном полу зала лежала восьмиугольная плита-основание светло-синего цвета, на которой престола не было. Место то пустовало уже четыре столетия. Оно было проклято.

Собравшиеся первосвященники взирали на старца с почтением, ожидая, когда тот заговорит первым.

О произошедшем накануне в Прóклятых землях нападении было известно всему двору, и слухи продолжали расползаться по столице. (Новостные каналы о случившемся, конечно же, ничего не сообщали, и простолюдины оставались в неведении. Слухи распространялись исключительно среди чиновников и благородных жителей Азргона.)

— Брат Абримелех, — наконец обратился старец к главе Красного Братства, — расскажите нам, как обстоят дела в Арзебаре. Ваши люди уже схватили тех дьяволов, что умертвили брата нашего, Арбигоста?

— Нет, ваша святость, — ответил генерал-архипатрит. — Пока нет. Ведётся расследование. Уже известно, что это дело рук революционеров…

— Разумеется. Кого же ещё… — без иронии заметил старец.

— Есть основания полагать, — осторожно продолжал Абримелех, — что напавшие принадлежат к фракции так называемых атеистов — безбожников, наиболее радикально настроенных против Святой Церкви и Святого Престола.

Говоря это, иерарх встал со своего места — его трон стоял вторым после белого, на котором сидел Архаир, белый первоархипатрит — и размеренным шагом направился к центру зала. Его тёмно-красные ризы сидели безупречно на мощном, натренированном теле, движения его были точны и грациозны, как поступь матёрого хищного зверя. Абримелех был немолод, но в хорошей физической форме, а о его любвеобильности и темпераменте (преимущественно в отношении юношей и мальчиков) ходили легенды.

— Секретная служба, — сказал красный иерарх, — располагает сведениями, полученными при пытках одного из атеистов, арестованного недавно… по другому делу… относительно причастности к его организации некоторых священников…

— Это мало удивляет, — заметил старец. — Но как это относится к вчерашнему инциденту?