Озон

Диалог двух мужчин отточен, выполнен в лучших традициях французского интеллектуального романа. Особенно яркими афоризмами блистает Пьер: «Что за безвкусица? Где французская элегантность? Женщину надо обожать именно за ее опоздания… Если она не опаздывает, это вообще не женщина, таких надо забивать камнями, как во времена античности поступали с гермафродитами… Если бы тебя приговорили к казни на гильотине, тебя бы бесило не то, что ты должен умереть, а то, что палач задерживается». Брюно надулся, как мышь на крупу, и пытается возражать: «Разве в любви нет справедливости, гордости?.. Раньше, если актер опаздывал на спектакль, он просил извинения у публики на коленях». У Пьера подобные аргументы вызывают только смех: «Бедный Плутарх, твои разговоры окажут честь роду человеческому… Уже тридцать лет твердят о свободной любви, но ведь всякая любовь – это рабство… Когда я ждал мальчика, идущего на свидание со мной, я радовался его опозданию, потому что представлял, что за это время потерял его, и осознавал, насколько он мне на самом деле безразличен».

Ситуация превращается в чисто водевильную, когда Брюно прячется от девушки в соседней комнате. Недаром Пьер спросил друга, что он играет – драму или водевиль? Брюно ответил, что «пока это всего лишь прелюдия». Пьер парирует: «Такая прелюдия запутает публику. Это критики могут писать, что автор колеблется между жанрами. А жизнь заставляет выбирать чистый жанр».

Появление Розетты во второй половине фильма не снижает его интеллектуальный градус, но повышает комедийный и лирический. Пара влюбленных отдается страсти, Брюно впадает в лирический раж: «У тебя все как надо: руки холодные летом и горячие зимой… Это даже прекраснее, чем смерть». Но потом вспоминает о том, что Розетту надо наказать. Она пытается вернуть его расположение, предлагая отведать купленных ею слив (из-за них она и опоздала). Брюно, морщась, берет фрукт, приговаривая: «Раз уж лишился тебя, зачем лишаться сливы?» Фрукт, однако, оказывается червивым: верный знак того, что в отношениях героев завелась червоточина.

Этот совершенно очаровательный получасовой фильм поставлен Озоном гораздо позднее, чем остальные короткометражки – когда он уже набрался режиссерского опыта и завоевал солидную репутацию. Его мастерство очевидно и в энергичной развертке сюжета, и в точной работе с тремя актерами-суперпрофессионалами, и в чисто озоновских портретных ракурсах, когда, скажем, мы видим героя Луи Гарреля отраженным в трех зеркалах.

Опера-буффа: «Крысятник»

В первом кадре – багровый театральный занавес. Когда он откроется, нам дадут оперу. Оперу-буффа (шуточную оперу), как ее некогда называли в Италии – в противовес опере-сериа (серьезной опере на исторические и мифологические сюжеты). Петь не будут: к этому Озон придет позже, в «8 женщинах». В оригинале фильм называется «Ситком» – комедия положений, «мыльная опера».

Вот ее основные персонажи. Жан, респектабельный мужчина средних лет, хозяин типового двухэтажного коттеджа. Его жена Элен, элегантная домохозяйка-блондинка. Их сын Николя, юный задрот в очках. Их дочь Софи, похотливая девица, и ее бойфренд Давид, парень с большим членом. К ним следует добавить экстравагантную служанку Марию, родом из Испании, и ее сожителя, чернокожего Абдула, работающего физруком в школе. Последний, будучи приглашен на ужин, просвещает образцовое французское семейство сведениями о своей родине: в Камеруне, в отличие от соседних африканских стран, стабильная обстановка; там действует однопартийная система, президент у власти уже 15 лет, и за него голосует 99 % населения.

Перед полуденным просмотром «Крысятника» на московской премьере Озон выразил надежду, что зрители досидят до конца и не опоздают к обеду. Вовремя поесть – заповедь жизни классического француза. Герои фильма, стилизованные под персонажей мыльных опер, исправно выполняют этот ритуал. Но… все начинает идти не совсем так, а потом уж совсем не так. Именно за трапезой сын почтенного семейства встает и выступает с «важным сообщением» о том, что он гомосексуал. Дабы излечить мальчика от хвори, мама сначала подсылает к нему Абдула, который под видом лечения совращает юнца. А как венец материнских бесплодных усилий любви Элен предлагает сыну свое неплохо сохранившееся тело.