Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Диктор (торжественно): Из многочисленных заявлений по поводу смерти президента выделяются слова Бранко Чопича, которые словно исходят из сердца нашего подрастающего поколения: «Тито — эпический герой, он совершил бессмертный подвиг освобождения и вновь вернулся в сказку». Нам остается только следовать путем, который…

Спортзал. Черно-белый телевизор, по которому мы будем смотреть трансляцию похорон Тито, стоит на гимнастическом коне. Картинка время от времени пропадает, и учительница физкультуры Катица Мраович, которой помогают двое-трое подлиз, вертит антенну, поднимает ее и опускает, хлопает ладонью по телевизору. Когда картинка становится более-менее приемлемой, Катица осторожно передает антенну одному из детей, который держит ее в высоко поднятой руке, похожий на статую Свободы.

Катица:Постоишь здесь так? Как это, не сможешь?

Смотрит на него с недоверием и презрением.

Ничего, будете меняться… И чтобы ни слова! Где же ваша юность?

Антенна, напоминающая птичий скелет, выскальзывает из детских рук на грязный пол. Картинка пропадает.

В зале незаметно собираются дети, как птицы Хичкока. Рассаживаются по скамейкам, матам, по другим местам. Похороны еще не начались. С экрана телевизора доносятся звуки траурного марша. В глубине зала группа старших ребят, спрятавшихся за козлом, выщипывают поролон из рваной обивки. Катица незаметно стоит над ними, с открытым ртом, в глубине которого серебрятся пломбы коренных зубов, и нервно сжимает и разжимает кулаки, как младенец в период обезьяньего рефлекса.

Раздевалка. (Во всех смыслах подойдет кабинет господина начальника, с фикусом и пустой клеткой.)

Верим:Наша раздевалка чаще всего исполняет роль школьного карцера, что-то вроде Чистилища перед походом к директору. В распоряжении наказанных есть краны без воды, кривые вешалки. Вонь здесь можно даже пощупать.

На первый взгляд, это тренировка клаустрофобии. Коста проверяет, заперты ли замки, ручки щелкают вхолостую, мигают испорченные лампы дневного света. Ребята потихоньку рассаживаются. Большинство не слишком реагирует на ситуацию. Кубурин закуривает и пускает сигарету по кругу.

Саша:Говорю я вам, он не от этого умер. Ты слышал про заражение крови?

Андреутин (испуганно): Ты что имеешь в виду?

Саша:Иностранные спецслужбы, наверняка. Есть такая мазь, намажешь руку, и тот, с кем ты поздороваешься, помрет через двадцать четыре часа.

Коста:А ему ведь приходилось со всеми… Как только пойдет в народ, все начинают, как бабе, целовать ему руки…

Демонстрируя худые голые руки, ребята уже мечтают о том, что они вытатуируют на них в армии, и рисуют на коже шариковыми ручками фантастических пауков, сирен, пятиконечные звезды, имена выдуманных девушек… Покусывая незаметно фигурные заусеницы, Верим Мехметай вспоминает выцветшие отцовские татуировки: на одном бицепсе — немного грустный Тито, на другом — полумесяц и пятиконечная звезда.

Андреутин (поет): Я старый дед, отдайте мне быка, у него три рога, это, это… это ты украл! (трет глаз).

И пока ребята открывают рты, слышно, как ключ поворачивается в замке. Входит Правосудие с мрачным лицом Катицы и указывает пальцем в сторону двери. Ребята, понурив головы, поочередно исчезают в ней.

Катица:А что ты тут делаешь, Мехметай?

Верим:Так вы же сказали?

Катица:Не тебе, а Блашковичу, чтоб тебя?! (Поворачивается к остальным). А вас, господа любезные, ждет… А ну-ка, стой. (Принюхивается). Кто курил? Всем показать пальцы! Дыхните.

Ребята подходят и дышат ей в лицо.