И заплакал. Ну то есть как заплакал. Это же Славик. Засопел. Глаза опустил. Сказал, у него там девушка была, кенийка, встречала его, в шлеме. Сказал, он поначалу не очень просекал все эти темы про залупление самости и очистку слоёв сознания, но кенийка ему показала, и он понял. Зачем ездил в Африку, что там искал, чего хочет вообще от жизни и почему, всё, сказал, понял. Сказал, больше никто ему такого не показывал, ни раньше, ни потом.
А теперь, сказал, её там нет, умерла, и в шлеме каждый раз перед началом сеанса такая как бы пауза, темнота, вроде тёмного угла, откуда эта девушка раньше выходила, только никто теперь оттуда не выходит, и в этой темноте иногда поблёскивает что-то, как будто звёзды или чьи-то глаза, а потом снова темнота. А потом начинается. Интеграции, позитив, счастье, эмоции, оранжевый свет из окна бара. Крутые тачки, если хочешь. Оружие, лучшее в мире, безупречное, не оружие, а чистый оргазм, в каждом выстреле. Задействованы все центры поощрения. И контейнеры, как раньше в нейро. Всё есть. А девушки этой нет. И зачем ему это всё без неё, он не понимает.
Я молчала, слушала. Шайба пожарной сигнализации мигала под потолком красным светодиодом. Если там стояла камера, она показывала угол подоконника, стенку шкафа, фрагмент окна. Диван со мной и Славиком в кадр не попадал. Если комитетские зачем-то следили за нами, мы были для них пустым местом в этот момент. Отсутствующим элементом реальности. Как мой мальчик. Как его девушка.
Слушай, говорю. Как ты сказал? Про оружие? Не оружие, а оргазм?
Он кивает, ну да. Ижмашевские. Интеграция. А что?
Подожди, говорю. Информация же не пропадает. Всё дублируется. Каждая буква. В блокчейн, в облачные цепи. Из них ничего не удалить. Ты знаешь, спрашиваю, где хранится бэкап? Наши сеансы, твои, мои. Розовой. Всё, что мы видели. Нейротреки наши где?
Славик молчит, болтает воду в стакане, пьёт, гукает горлом.
Не знаю, говорит, но могу найти.
Найди, говорю. Найди, хороший мой. Я скажу, что с ними сделать. Напишу тебе скрипт. Лучший мой скрипт, и последний, если повезёт. Все слова придумаю, как обычно. Будет, говорю, у нас тоже оружие. Безупречное. Не оружие, а оргазм.
Смотрит на меня. Плакать перестал.
И ещё вот что вспомни, говорю. Только честно. Ты же в Африке своей
Молчит. Кивает.
54. Чёрная. Компрометирующие связи
Розовая сказала, когда выгоняла меня, компрометирующие связи с подозреваемым в тяжком преступлении. Я тогда не придала значения. Мне говорили похожее на студии, когда не хотели квартальную премию платить, интимная связь с прототипом. Негативное воздействие на качество конечного продукта. Как будто конечный продукт, консервы из эмоций и оргазмов, получится недостаточно идеальным, если между зубов базового застрянет волос с лобка сценаристки. Как будто из-за компрометирующих связей чешуя на корпусе несуществующей ламборгини не так чётко сложится в логотип.
Когда Славик нашёл облако с нейротреками, там был и её архив. Я посмотрела всё, десятки часов видео. Прозрела, конечно.
Каждый из нас, я, Славик, дружок мой седой, видел в шлеме другое существо. Божество, проводника. Мальчика, кенийскую девушку, расстрелянную Сестру. Розовая
Любой базовый, даже самый тупой, годный только на то, чтобы тыкать членом во вкладыш подменного тела, был разнообразнее в эмоциях, чем она.
Я видела и других людей в её треках. Везде был общий знаменатель, она их убила, этих людей. Розовая,
Я запомнила не слишком много. Сгустки мозгов на полу, пятна крови на одежде, жёлтые ступни под одноразовой вискозной простынёй, бирки на больших пальцах ног. Разное. Что от них осталось. Я не знала этих людей, но уверена, каждого из них Комитет подозревал в каком-нибудь преступлении, а связь с ними могла скомпрометировать кого угодно.