– Кстати, это правда, что вы после Манифеста за своими мужиками все прежние отрезки сохранили? – помолчав, поинтересовался он. – Мне ваш староста всю дорогу хвастался…
– Сохранил. – без всякого восторга подтвердил Сергей. – Послушал маменьку. И, похоже, всё же правильно сделал. Убытки, конечно, огромные, и отец-покойник, верно, в гробу переворачивается… Но зато и сами целы, и имение не горело, как у всех соседей.
– Вы же сами себе противоречите, Тоневицкий. – усмехнулся Сметов. – Вы – хозяин огромного имения, всю жизнь живёте среди мужиков. Вы, я уверен, хорошо понимаете, что не спохватись государь состряпать, наконец, этот проклятый Манифест о земле и воле, – и то и другое мужики взяли бы себе сами. И не помогли бы ни воинские команды, ни прочие зверские методы, коими у нас привыкли народные вопросы решать. Но вот беда – эта бумажка про дарование воли только беды наделала! Не нужна мужику никакая воля без земли – уж вы-то это прекрасно должны знать! Потому и распорядились этак… просвещённо на собственных землях. И надо отдать вам должное – это самое лучшее, что вы могли сделать при сложившихся обстоятельствах.
Сергей насмешливо поклонился.
– А соседи ваши не сделали – и тут же начали гореть! И, поверьте, мы тут совершенно ни при чём!
– «Вы» – это кто? – невинно спросил Тоневицкий.
– А вот те, которых вы карбонариями зовёте. – задумчиво ответил Сметов. – Чтобы чуть не всю губернию на бунт поднять – это, поверьте, никаких наших сил не хватит, тут уж мужики сами постарались… Жаль только, что вера в царя-батюшку в них покуда ещё насмерть держится. Нипочём не верят, что никаких «золотых грамот» в помине нет. Да и попы к тому же морочат по церквам… Впрочем, что же я с вами об этом толкую? У вас свой марьяж… Последнюю землицу у своих мужиков не отобрали – и за то вам поклон. – Сметов поднял голову и прямо, почти нахально уставился на Сергея. – Так как же далее будем, Тоневицкий? Я поеду дальше? – или всё-таки к становому? Вот ведь дьявол, я мужика с телегой нанял до самого Смоленска, – так ваши напугали его до смерти! Сгрузил мои пожитки прямо у колодца и дунул домой, покуда и его не скрутили! А где я теперь телегу с лошадью найду посреди пахотных?
– Поезжайте куда знаете. – сквозь зубы сказал Сергей. – Лошадь с телегой я вам дам. И чтоб через час духу вашего в имении не было! Хватит мне мужиков с толку сбивать… Да вы, верно, голодны? Оставайтесь ужинать.
– Благодарю, но не останусь. – усмехнулся Сметов. – Забавно, знаете, наблюдать, как в вас хорошее воспитание сражается с глубоким ко мне отвращением.
– Вы слишком самонадеянны. – пожал плечами Тоневицкий. – Мне на вас абсолютно наплевать.
– Можно ли мне увидеть Варвару Трофимовну?
Мгновение в комнате царила тишина. Тоневицкий в упор, недоверчиво смотрел на своего гостя. Грязная физиономия последнего по-прежнему не выражала ничего, кроме вежливого интереса.
– Не могу вам запретить этого. – наконец, медленно, изменившимся голосом выговорил Сергей. – И, признаться, сам желал бы того же… Не будь мы с вами – здесь, а она – в Италии.
– Что?.. – с лица Сметова разом сбежала притворная вежливость. Он уставился на Сергея с невероятным изумлением. – Так вы… так Варя… Чёрт, Тоневицкий!!! Вот уж не ожидал! Вы так и сидели сиднем все эти годы?! Вы так ничего и не сделали?! Вы… так и не решились жениться на вашей бывшей крепостной?!
С коротким, невнятным рычанием Тоневицкий развернулся к Сметову. Тот с готовностью вскочил с дивана, – но в это время открылась дверь и в комнату быстрым шагом вошла княгиня Вера.
– Прошу прощения, господа, но мне показалось… такой голос знакомый… Андрей Петрович?! Боже мой! Какими судьбами? Я и предположить не могла… Серёжа, отчего вы так друг на друга смотрите? Я… не вовремя, господа?
– Ничего подобного! – опомнился Сергей. – Мы с господином Сметовым имели тут довольно занимательную беседу… и увлеклись слегка. Верно, крик подняли? Согласитесь, маменька, – неожиданный визит?
Сметов молча, без улыбки подошёл к изумлённой Вере и поцеловал ей руку.
– Счастлив снова вас видеть, Вера Николаевна!
Ночью над Бобовинами повисла белая, по-весеннему холодная луна. Она залила снятым молоком отлогие холмы, дымными лучами пронизала туман в оврагах и превратила пруд в огромное серебристое зеркало с сияющим пятном посередине. Все в имении спали, только на пустой веранде краснел одинокий огонёк папиросы. Яркая искорка то надолго зависала над перилами крыльца, то принималась метаться от стены к стене, то гасла, то загоралась снова.
Во втором часу ночи к папиросному огоньку из дома приплыло свечное пятно.
– Серёжа, скоро начнёт светать. – княгиня Вера поставила свечу на круглый, засыпанный огородными семенами стол. – Видит бог, я не хотела вас теребить, – но ведь вам вставать рано, вы в Ставки собирались.
– Решил, что уж нет смысла ложиться. – пошутил Сергей. – Почему-то совсем не спится. Да и луна проклятая светит, как фонарь! Угораздило же Фроську в моей комнате занавеси снять в стирку! Хоть под кровать теперь залезай…