— Не у нас, а у вас, — отчеканил Андропов, резко повернувшись к подчиненному. — Официально я не имею к этому никакого отношения. В моё ведомство могут проникнуть враги и шпионы, решившие совершить покушение на начальника ГРУ, спутавшего им все планы. И мне придется нести за это ответ. Но я могу оправдаться, хотя бы частично. Например, оперативно провести расследование инцидента, найти предателей. Правда, большинство умрет при попытке к бегству, но работа будет сделана.
Полковник обреченно вздохнул:
— Неужели ничего нельзя поделать?
— Пока ещё можно, — прищурился Андропов, смотря на Николая Андреевича поверх очков.
— Кто занимался вербовкой Пименова?
— Капитан Самвел Оганесян. Все контакты с ликвидатором проходили через него, — доложил полковник.
— Значит так, Оганесяна срочно отправляй в служебную командировку. В Индию или Африку, куда-нибудь в глухое место. Позаботься, чтобы ему были выделены деньги из наших скрытых фондов. И не вздумай экономить, — холодный пронизывающий взгляд председателя КГБ заставил полковника побледнеть. — Выдай ему солидную сумму — тысяч десять-пятнадцать долларов. Скажи Оганесяну, что его уже ждут наши партнеры на той стороне. Поясни, работа и безбедная жизнь ему обеспечена. Пусть твои люди настроят его на побег, вывезут куда-то со всем необходимым, и пристрелят. Официальная версия: Оганесян понял, что разоблачен, попробовал сбежать, и был убит нашими сотрудниками. В деталях легенду проработаешь сам. Если нужна помощь и поддержка с той стороны, свяжись с Евгением Петровичем. Предварительно мне доложишь, что там напридумывал. И смотри, чтобы всё было не просто убедительно, а железобетонно. От этого зависит твоя карьера и не только она. Понял?
— Так точно, товарищ генерал, — Остроженко вскочил, отдал честь и вытянулся, пожирая начальника преданным взглядом.
— Надеюсь, на этот раз хоть не напортачишь, — криво усмехнулся Андропов.
— И ещё один момент. Организуй наблюдение за Ивашутиным. Нет, хвост приставлять к нему не надо. Просто при необходимости предупреди своих людей, чтобы докладывали, если его где-то заметят. Например, на каком-то мероприятии, при поездке к кому-то из Политбюро или к партийным работникам на местах. И если заметишь что-то интересное, сразу ставь меня в известность. Незамедлительно, в любое время.
— Слушаюсь, — вытянулся полковник.
Андропов, отвернулся к окну, пригубил напиток, замер, прикрыв глаза, наслаждаясь изысканным вкусом рейнского вина. Минуту он молчал, а потом развернулся к Остроженко.
— Я думаю, что с Ивашутиным рано или поздно придется встретиться и поговорить. Надо понять, что ему нужно. Но для этого придется побеседовать с ним в неформальной обстановке. Возможно, после разговора все наши проблемы закончатся. И ты будь готов, когда понадобится, привезти его ко мне.
Полковник остался таким же невозмутимым, но мысленно выматерился. Принуждать начальника ГРУ к встрече с Андроповым, было рискованно. Эти два жернова, столкнувшись между собой, могут его раздавить. Но отказываться было нельзя.
— Как скажете, Юрий Владимирович, — вздохнул он. — Готов выполнить любой ваш приказ.
Новый год я встретил с Иваном Дмитриевичем. Вместе порезали салат оливье, приготовили картошку с говядиной, бутерброды с колбасой. Березин выставил на стол литровую бутыль самогона, а для меня открыл банку с вишнёвым компотом из подвала. Посидели за столом, поговорили о житье-бытье. Послушали сначала передачи по радио, а потом поздравительную речь Леонида Ильича. Выпили за Новый год, я — компот, а Березин — стакан самогона.
За окном мела вьюга, поднимая снежную пыль с сугробов и закручивая в хороводе белые хлопья снежинок, а в теплой гостиной за праздничным столом было хорошо и по-домашнему уютно.
Я ковырял вилкой салатики, слушая праздничный концерт. Радио гремело на всю комнату бархатным баритоном Льва Лещенко.
Иван Дмитриевич набулькал в стакан сто грамм мутного белесого самогона, шумно выдохнул и выпил залпом. А песня продолжала звучать, отражаясь от стен гулким эхом.
Что-то волшебное было в звенящих ритмах уходящей эпохи, мощном и энергичном голосе Лещенко и волшебных словах, сумевших, несмотря на бьющий через край пафос, передать дух и романтику раннего комсомола.