Ответный прием

– Значит, у вас с Хьюзом стабильная интимная связь, – подытожил Казанец.

– Нет, нет, вы неверно поняли. Интимной связи у нас не было, – воскликнула Анджела. – Мы просто беседовали, и то нечасто.

Казанцу показалось, что Анджела произнесла фразу разочарованно, и он решил воспользоваться этим.

– Выходит, он не оценил ваших достоинств? – покачав осуждающе головой, произнес он. – Глубина души и интеллект для него неважны?

– Не понимаю, о чем вы. – Анджела смутилась.

– Как раз понимаете, – повторил Казанец. – Вы искренне искали прочной связи с человеком, равным вам по интеллекту и образованию, а он не оценил вашего порыва. Как скоро он вам отказал?

– Почти сразу. – Анджела решила не играть. – Я пригласила его на ужин примерно через месяц после того, как он первый раз пришел в библиотеку. Думала, раз он читает такие серьезные книги, как «Прикладная математика», значит, не может быть плохим человеком.

– И что было потом? Он пришел на ужин?

– На ужин пришел, съел все жаркое, выпил мое вино и ушел, – продолжала рассказ Анджела. – Конечно, я и не ждала проявления чувств на первом свидании, но надеялась, что он хотя бы пригласит на ответный ужин. Он не пригласил. Я подождала еще две недели и снова пригласила сама. Он снова пришел, все съел и заявил, что если я рассчитываю на интим, то с этим вопросом не к нему.

– Думаете, у него были проблемы с потенцией? – спросил Казанец.

– Вот и нет. С проститутками у него стоял как надо, – голос Анджелы приобрел нотки горечи. – Сама видела, как они обслуживали его здесь, за углом.

– Почему он не водил проституток к себе? – удивился Казанец.

– К себе он вообще никого не пускал, а почему не знаю.

– Как вы отреагировали на его отказ? – перевел тему разговора Казанец.

– Никак. Сказала, что ни на что и не рассчитывала. А что мне еще оставалось? Выглядеть дурой? – Анджела тяжело вздохнула. – Потом мы несколько раз встречались в библиотеке, иногда болтали, и на этом все. Повторно предлагать себя, чтобы снова испытать унижение при отказе, я не стала.

– Поэтому вы не позволили ему пробраться в дом через ваше окно, когда двор наводнили полицейские?

Казанец старался, чтобы вопрос прозвучал непринужденно, но Анджела все равно насторожилась.

– Откуда вы знаете? – с некоторым вызовом спросила она.

– Работа у нас такая – все знать, – туманно ответил Казанец. – Так я прав?

– Да, поэтому. Для жизни я ему не подхожу, а как через мои окна сигать, так сгодилась? Нет уж, я себе цену знаю!

– Помните, о чем Хьюз с полицейским говорил?

– Который его за какого-то старого приятеля принял? Помню, только там разговора-то было на полцента.

– А поподробнее, – попросил Казанец.

– Коп спросил Хьюза, не встречались ли они раньше. Тот ответил отказом, сказал: никогда не встречались. Коп сказал что-то вроде «не в этой жизни» или «не в этом мире», но Хьюз все равно не признался.

– Хотите сказать, на самом деле Хьюз его знал?

– Сто процентов. Он, когда его увидел, побелел весь и произнес что-то странное, не на английском. Я спросила потом, когда коп ушел, что это он говорил, а он: это стих гениального поэта. И что-то про то, что всем приходится платить дань за свои безумства. Я хотела узнать, что за поэт, чтобы почитать потом, так глубоко трагично он это произнес, но он ушел. А после я его не видела.

– «Забылся я неосторожно: теперь плачу безумствам дань», – процитировал Дорохин, глядя в окно.

– О! Точно. Так он и сказал, – обрадовалась Анджела. – Что это, вы знаете?

– Это Пушкин, дорогуша. Гениальный русский поэт.

– А что за стих?

– Неважно. – Дорохин перевел взгляд на Казанца и сказал: – Закругляемся.

Казанец задал еще пару-тройку вопросов Анджеле, на которые получил отрицательные ответы. Больше Анджела ничего о Хустове не знала. Попрощавшись, они покинули комнату Анджелы и вышли на улицу.

– Что это за финт ты устроил там со стихами? – сердито отчитал товарища Казанец. – Русская речь, Пушкин? Забыл о правилах конспирации или думаешь, Анджела такого не запомнит?

– Прости, Юра, я виноват, – искренне извинился Дорохин. – Просто был поражен, что Хустов выбрал это произведение и именно этот отрывок.

– Тогда просвети, что в нем особенного? – спросил Казанец. – Я в поэзии не силен.

– Это отрывок из «Полтавы», – начал Дорохин. – Мазепа был самым известным гетманом Запорожского войска. Ради личной выгоды он пожертвовал интересами своего народа, казачества и предал Россию. С тех пор имя Мазепы стало нарицательным для предателей всех мастей. О нем в «Полтаве» пишет Александр Сергеевич. Перед тем как Мазепа идет на предательство, он говорит такие слова.

– Вот оно что! Выходит, Хустов понимает, что предает Россию, – задумчиво протянул Казанец. – Быть может, для него не все потеряно, как думаешь?

– Не знаю. Предателям обратной дороги нет. Как говорится, все мосты сожжены.

– Ладно, найдем Хустова, убедим сотрудничать, он сам и расскажет, куда спрятал остальную часть микропленки. Все легче, чем весь Вашингтон обыскивать.