— Знаете, мсье, — сказал представитель «главного администратора», — мы с женой многие годы копили деньги на дом. И только что купили небольшой домик. Естественно, еще не вся сумма выплачена. Так что мы в долгу, как в шелку. Но домик на лоне природы — это вам не квартира-душегубка в центре города. У меня двое детей, мсье Лукас. Мальчик учится в гимназии, он хочет стать физиком. А дочке только пять лет. Мы все любим друг друга. Для людей, с которыми мне теперь придется иметь дело, я просто пыль под ногами. Еще чудо, что они вообще снисходят до беседы со мной. — Он опять закурил.
— Они
— Да куда там! — вздохнул Лакросс. — Какого закона? Моего или их?
— Существует лишь один закон: юридический.
— Прекрасно сказано, мсье Лукас. Вашими бы устами да мед пить. Эти люди привыкли общаться с президентами, королями и тому подобными персонами и устраивать себе такую жизнь, какая им по душе. Поймите меня правильно, мсье Лукас: мне не импонирует их богатство. Но я знаю: если я допущу неосторожность и наступлю кому-то из них на ногу, меня вызовут в Париж. Ничего страшного не случится, нет. Просто найдут мне замену, приедет другой человек и возьмется расследовать это дело. Очень мягко. В Каннах трудно быть полицейским. Сюда съезжаются самые могущественные воротилы. А у нас мало сотрудников. И занимающие наиболее ответственные посты уже в пятьдесят пять лет подают прошение об отставке. Это чистая правда и отнюдь не редкий случай! Просто они не могут больше. Мсье Лукас, мне пятьдесят шесть. Я пока еще что-то могу. Но я…
— Но вы боитесь, что через год-другой не потянете, — тихо подсказал я.
Он молча крутил кончик уса и смотрел из окна на кишащие в море лодки.
И тут я сделал нечто странное. Я сказал этому человеку, с которым только что познакомился:
— Я тоже этого боюсь, мсье.
Он молча взглянул на меня, и мы оба еще некоторое время сидели молча. Наконец он сказал:
— На всякий случай я уже попросил помощи у уголовной полиции в Ницце и у экономической полиции в Париже — пусть присмотрятся к этой компании. Я один бессилен что-либо сделать. И вы тоже, мсье, бессильны, равно как и ваша страховая компания, хоть она и довольно крупная. Нам придется иметь дело с миллиардами. С состояниями, которые правят этим миром. Почти со всеми ними. Это убийство не было обычным преступлением, наверняка не было.
— Раз вы сообщили обо всем в Париж, то вас поддержат самые большие шишки — министры и политики, — сказал я, явно ловя его на удочку, и он все понял:
— Надеюсь, мсье Лукас, надеюсь.
Вид у него был еще более хмурый, чем вначале, а взгляд не отрывался от собственных рук. Снаружи донесся громкий девичий смех. Потом вновь стало тихо, очень тихо в накаленном кабинетике Луи Лакросса. Лишь выдохнув дым, я заметил, что закурил сигарету.
13
— Единственный человек, как-то причастный к этому делу, но не миллиардер, — вдруг проронил Лакросс, погладив усы, — это Анжела Дельпьер.
— Та женщина, что была со всеми на борту яхты, но избежала гибели?
— Да.
— А почему она осталась на Корсике? — спросил я.
— На яхте у нее разболелся живот, и на обратном пути ей стало так плохо, она так ослабела, что была не в силах плыть со всеми в Ниццу. Но сейчас она уже здесь, ее привезли с Корсики на одном из наших катеров.
— Анжела Дельпьер, — повторил я. — Кто эта женщина? И что ей принадлежит в этом мире?
— О, у этой ничего нет, мсье Лукас, — ответил Лакросс. — То есть, она, разумеется, вполне состоятельная женщина. Добилась положения тяжким трудом. И все, что имеет, заработала своими руками. Здесь, в Каннах, она весьма популярная личность.
— Почему?
— Она пишет портреты знаменитостей. И в этом амплуа приобрела мировую известность. Удивительно, что вы еще не слышали этого имени.
— Да, никогда не слышал.
— Странно. Она пишет портреты сливок общества в нашем городе и большинства знаменитостей, которые сюда приезжают. И имеет все основания запрашивать за свою работу порядочные суммы. Считается хорошим тоном заказать ей свой портрет, знаете ли.
— Она замужем?
— Нет. Ей тридцать четыре. Совершенно свободна и независима. Умная женщина. Нынче утром я долго разговаривал с ней. Она знает их всех — и нуворишей, и наследников финансовых династий, и снобов, вечно пресыщенных, которым все наскучило… Вероятно, вам тоже следует побеседовать с ней. В ее речах очень много здравого смысла. По-немецки она тоже говорит.
— А где она живет? — спросил я.