Ответ знает только ветер

— Я не о том: откуда ты вообще знаешь, что курс будет отпущен? Такие вещи всегда объявляют в выходные, а сегодня только пятница, — заметил я. Разговор этот происходил в пятницу, 12-го мая 1972 года, чуть позже девяти утра. В Дюссельдорфе шел дождь с сильным ветром. День никак не мог развиднеться, и было очень прохладно, почти холодно для этого времени года.

— Если они собираются отпустить фунт лишь в субботу-воскресенье, как же ты узнал об этом уже сегодня? — спросил я. — Такие вещи заранее не известны ни одной живой душе.

— А вот мне известны, — парировал Бранденбург. — Я же сказал: у меня есть свои источники информации в Лондоне.

— Какие-то очень сведущие, видимо.

— Ясное дело, сведущие. Стоили мне кучу денег. Но мне необходимо было это знать. Мне всегда необходимо все знать раньше других. Фирма будет благодарна мне до конца света. Представь себе, какие дела наши люди в лондонском филиале успеют провернуть еще сегодня! И сколько бы мы потеряли без этого знания! Я мог бы себе позволить заплатить за информацию в три раза больше. В десять раз больше! А, да ладно. Дирекция вне себя от счастья.

— Ну, ты — парень что надо, — сказал я.

— Знаю, — согласился Бранденбург, продолжая — неаппетитно, как всегда — слюнявить кончик толстой сигары. Бранденбург был коренаст и широк в плечах, а его мощный череп, совершенно лысый, угловатостью формы скорее похожий на куб, торчал прямо из плеч, почти без всякого намека на шею. Челюсти у него были мощные, нос мясистый, а глаза — маленькие, бегающие и хитрые. Свиные глазки. В офисе он принципиально работал без пиджака и засучив рукава рубашки. Он предпочитал рубашки в яркую полоску, в особенности лиловые с зеленым, и никогда не носил белых сорочек. Галстуки у него были мятые, немодные, некоторые даже лохматились по краям. Он не придавал никакого значения внешности. И неделями носил, не снимая, один и тот же жеваный костюм из магазина готового платья. Ботинки его тоже часто бывали потерты сверх всякой меры. Ел он, как свинья. Сидеть с ним за столом было мукой. Он глотал, почти не жуя, куски падали у него изо рта; он постоянно сажал пятна на свою одежду, на скатерть и салфетку. И ногти у него были, как правило, отросшие и грязные. Я не знал человека более неряшливого и более умного; ему исполнился 61 год, он был холост, и для нашей фирмы этот человек был просто клад.

Бранденбург был начальником отдела «Ущерб V». Его контора находилась на восьмом этаже огромного здания страховой компании «Глобаль» на Берлинер Аллее. «Глобаль» не была крупнейшей страховой компанией в мире, но наверняка одной из самых крупных. Мы страховали буквально все и во всех частях планеты — жизнь, автомашины, самолеты, суда, производство фильмов, земельные владения, драгоценности, людей и части их тела, бюсты, глаза и ножки актрис — не было ничего, что мы не брались бы застраховать. Хотя нет, все-таки было. Однажды я очень удивился, узнав об этом. Мы не страховали мужской член. Женские половые органы — пожалуйста. Но не пенис. Против импотенции мы, естественно, страховали. Но не повреждение или утрату пениса. Это было очень странно. Я пытался расспрашивать, но никто не смог мне объяснить, почему.

Главный офис фирмы «Глобаль» находился в Дюссельдорфе, а ее филиалы были в Бельгии, Англии, Франции, Нидерландах, Австрии, Португалии, Швейцарии и Испании. И кроме того — представительства в Австралии, на Багамах, в Бразилии, Коста-Рике, Эквадоре, Сальвадоре, Гватемале, Гондурасе, Японии, Колумбии, Мексике, Новой Зеландии, Никарагуа, Панаме, Парагвае, Перу, Уругвае, США и Венесуэле. Согласно последнему балансовому отчету капитал фирмы вместе с резервом составлял двенадцать миллиардов триста миллионов немецких марок. В главном ее здании работало две с половиной тысячи сотрудников. А во всем мире на фирму работало примерно тридцать тысяч человек. Лично я проработал в отделе «Ущерб V» девятнадцать лет.

«Ущерб V» был, конечно, одним из самых важных отделов, и неопрятный Густав Бранденбург, по профессии юрист, как и я, был одним из самых важных людей на фирме. Когда поступало заявление о причиненном ущербе и дело хотя бы в малейшей степени внушало сомнения, к нему подключался Бранденбург. У этого человека было фантастическое чутье. Он за сто метров против ветра чувствовал, что дело нечисто и от него несет обманом или преступлением.