— Конечно, я потерплю, — сказала она. — И буду ждать, сколько понадобится. Главное, у меня есть ты, а у тебя я. Ты слышишь песню? Нашу песню?
— Слышу, — ответил я. — Но не понимаю, как это получилось. Ведь оркестр играет в зале ресторана. Почему же мне так хорошо слышно?
— Потому что я тоже
— Так прямо и сказала?
— А почему бы и нет? Во Франции к этому относятся не так, как в Германии.
«…ответ, мой друг, знает только ветер. И только ветер знает на это ответ», — пел мужской голос.
— Анжела?
— Да?
— Это время минует. И мы будем счастливы. — Песня кончилась. — Ты подарила мне чудесный сюрприз. Благодарю тебя, Анжела.
— А я благодарю тебя, Роберт.
— За что?
— За все: за то, что ты есть, за то, что ты делаешь. Тебе надо возвратиться в Дюссельдорф?
— Нет, прямо из Вены я полечу в Лондон. Завтра вечером ты будешь дома?
— Да. И буду ждать твоего звонка.
— А сейчас? Ты еще пойдешь в игральный зал?
— Что мне там делать? Я поеду домой. К тому же я и устала. Надеюсь спать крепко и увидеть тебя во сне.
— И я надеюсь увидеть тебя во сне, — сказал я. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Связь прервалась.
Погасив свет, я лежал на спине, пытаясь вновь заснуть. Однако сон не шел ко мне. Я просто лежал и думал обо всем на свете, а в левой стопе все сильнее ощущалась тянущая боль.
43
Проведя три дня в Лондоне, я прилетел в Цюрих. Здесь мне тоже не удалось быстренько разделаться с делами. Остановился я в отеле «Дольдер». «Глобаль» всегда щедро оплачивала путевые расходы своих служащих, нельзя не признать. В течение девятнадцати лет я жил только в самых шикарных и дорогих отелях мира. В «Гранд-отеле Дольдер», расположенном на горе, было чудесно, как всегда. Просторные лужайки, расстилавшиеся под моим окном и использовавшиеся как площадка для гольфа, сверкали свежей зеленью, воздух был тепл, а гости отеля интернациональны и приятны, как всегда. Из моего окна Цюрих и озеро видны были как на ладони, но ни намека на уличный шум сюда не доносилось. Я всегда с удовольствием останавливался в «Дольдере», но на этот раз я приехал переутомленный, раздраженный и полный с трудом подавляемого пессимизма.
В Цюрихе мне тоже надо было посетить трех банкиров. Если их включить в число уже опрошенных, то я провел встречи с сорока одним банкиром из шестидесяти двух — и без малейшего результата. Я говорил себе, что в моей профессии рутинный каждодневный труд может в любую минуту подарить чудо; но сам я в это не верил. Два банкира, с которыми я побеседовал в день приезда, держались точно так же, как их коллеги, с которыми я встречался ранее. Ну, просто руки опускаются. И вечером, говоря с Анжелой по телефону, я, видимо, слетел с тормозов и показал ей и свое отчаяние, и подавленность. Она утешала меня. Сказала, что может ждать, сколько бы эта история ни длилась. Этот разговор происходил около десяти часов вечера. А в одиннадцать я уже лежал в постели, совершенно разбитый от этих мотаний по свету, но еще больше — от их тщетности. В четыре двадцать утра зазвонил телефон.
— Роберт… — В голосе Анжелы не было уже ни радости, ни желания подбодрить, ни уверенности в успехе. Она говорила медленно и как бы с трудом.
— Любимая… Любимая моя, что случилось?
— О, Боже, теперь я тебя наверняка разбудила, а тебе ведь так нужно выспаться.
— Глупости. Потом сразу же засну, как убитый. — Меня окатило волной страха, и я спросил: — Что-нибудь случилось? — И еще сильнее перепугался, когда в ответ услышал, что Анжела плачет. — Анжела… Анжела… Что случилось? Что с тобой? Прошу тебя, скажи!
Сонливость сразу как рукой сняло, и я сел на кровати.
Сквозь всхлипывания послышалось: «Я так люблю тебя, Роберт».
— Я тебя тоже, Анжела, душа моя. Но что случилось?
— Разные заботы, — сказала она. — Заботы и тоска по тебе. После нашего разговора в десять часов я еще смотрела телевизор до полуночи, но на душе становилось все тревожнее. Я выпила бокал шампанского. Потом целую бутылку. И еще пиво. И беспрерывно курила. Места не могла себе найти, так сверлила меня тревога после нашего разговора. Ты был в таком отчаянии и так подавлен, Роберт… Наверное, ты заметил, что я выпила лишнего. Да что там лишнего, я пьяна в стельку! Давным-давно не случалось со мной такого. — Она опять заплакала, я слышал, как она положила трубку на стол. — Извини. Теперь я еще и тебя расстроила своим плачем… Я больше не буду… Вот только высморкаюсь…
— Почему ты не спишь?