— Последние семь лет я в этих бараках жил, — продолжал Нафаня. — То в подвалах, то на чердаках. А когда комната какая-то освобождалась, туда потихоньку перебирался. Золотые времена! Всегда в тепле, в уюте. Но когда расселили все дома, фигово стало. Не так, конечно, чтоб вообще…
Нафаня все бубнил и бубнил. На него подействовали водка с бальзамом, и хотелось поговорить. А Сан Саныч делал вид, что внимал, хотя на самом деле слушал не словоохотливого бомжа, а свой организм. К его удивлению, головная боль стихала. Может, «Звездочка» на самом деле панацея и не зря ею пользовались деды и бабки?
— Самым любимым местом у меня был подвал под этим бараком. Я в нем оставался, даже когда он просел. Кощей не знал. А я аккурат под ним устроился. Потому что тепло шло. Да, знаю, что оно вверх поднимается. Но доски пола все равно прогреваются, и под ними не так холодно. Но когда невмоготу было, к Кощею приходил. Да я вроде говорил уже тебе об этом.
— Ты к чему-то ведешь? Или просто поболтать хочешь?
— И то, и это. В общем, знаю я тебя. Ты к Кощею частенько наведывался. Я ваши разговоры слушал. Не все, только интересные. Про клады. Я, когда маленьким был, от радио фанател. Вся семья у телика, у которого всего два канала, а я один у неприметной коробочки на стене. Лежу на диване и слушаю радиочтения. Ты молодой, не застал, наверное, их. А я с детективной литературой именно тогда познакомился. Читать не любил. А слушать — да. Конан Дойль, Агата Кристи, Эдгар По, все так интересно писали. Но вы с Кощеем тоже молодцы. Увлекали меня не хуже классиков. Слушал вас — и как в детство возвращался.
Сан Саныч продолжала мучить жажда. Но графин опустел, а других емкостей с водой ему на глаза не попалось. Пришлось топать к сосковому умывальнику и склоняться под ним.
Попив, Саныч почувствовал себя готовым к тому, чтобы покинуть барак. До машины как-нибудь дойдет, там аптечка. В ней анальгин. На заднем сиденье валяется початая бутылка минералки. А в бардачке имеется упаковка влажных салфеток. Карпов увидел свое отражение и ужаснулся. Еще неизвестно, кто страшнее сейчас, он или Нафаня.
— Брата твоего я тоже знаю, — услышал Саныч, пытаясь остатками воды и слюнями умыть чумазую физиономию.
— Какого еще брата?
— Младшего.
— Мишку?
— Ага. Только он просил, чтоб его Матвеем называли.
— Он захаживал к дяде Абраму?
— Один раз был точно. И тоже о кладах Стеньки Разина балакал. Только я тогда с водочкой переборщил и быстро вырубился, не дослушал.
— Когда это было?
— Когда плащ-палатку вернул. Дожди прошли, но было еще холодно. Вот я в подвал и нырнул. Так что две недели назад.
Это было очень и очень странно.
Почему Мишка делал вид, что никогда не бывал в бараке и вообще плохо помнит дядю Абрама?
— Ругались они, — выдал Нафаня. — Кричали. Я проснулся от ора.
— Из-за чего?
— Говорю ж тебе, с водочкой переборщил. Когда такое бывает, я тут помню, то не помню. Одно скажу, брат твой Кощея сильно разозлил чем-то, и тот заявил, что расскажет Сан Санычу, тебе то есть, о том, каким его брат подонком стал. И потом велел убираться.
— Постой, а как ты понял, что я Сан Саныч? Ты же только голос мой слышал.
— А я, как баба, ушами люблю. Для меня голос важнее всего. Наверное, поэтому мне так радио нравилось слушать…
— У меня какой-то особенный голос?
— Да, как у диктора. А у брата не такой. Не сказать, что противный, но скрипучий, что ли.
— Есть такое. Ладно, пойду я. Пока, Нафаня.
— Бывай! — Бомж помахал ему лапой с черными когтями.
— Я бы тебе вот этот ковер в подвал перетащить посоветовал бы. Он чистошерстяной. Старинный. На таком или под таким не замерзнешь, и прослужит он еще лет сто.
На том и распрощались. Нафаня стал скручивать ковер, а Сан Саныч поковылял к двери. Сначала с трудом, но вскоре взбодрился и перешел на привычный темп. Ему хотелось встретиться с братом, чтобы откровенно поговорить, но Александр понял, что сейчас у него нет сил ни на что. До дома бы добраться! А там душ и удобная кровать.
Глава 6
Она шла, глядя под ноги. Чувствовала себя хуже некуда. Иногда запиналась. И когда это происходило, бутылки, сваленные в пакет, позвякивали.
Маша подняла голову, чтобы прикинуть расстояние до дома, но тут же наткнулась взглядом на свое отражение в витрине и содрогнулась. Неопрятная, опухшая баба, которую она увидела, была ей отвратительна.
Мария плохо помнила минувшую ночь. Потому что крымское вино оказалось очень крепким, а она так спешила забыться, что опрокидывала его в себя стакан за стаканом. Таксист, которому Маша позволила себя снять, повел себя почти по-джентльменски. То есть поимел ее всего разок, без извращений, а потом оставил в покое и спать улегся на полу.
Скорее всего сделал он это потому, что Маша его как любовница не впечатлила, а оставаться с ней в постели ему было противно — от нее разило, но парень не выпроводил ее из дома среди ночи, и на том спасибо.