Ответ

— Ты из-за этого мужика вонючего? — хватая ртом воздух, выдохнул Пуфи.

— Мужик не мужик, — очень медленно и спокойно проговорил Балинт, — но если еще раз услышу, как ты над ним измываешься, знай, ты у меня сам кровью умоешься.

Угроза прозвучала так холодно и твердо, что стоила самого наказания; о сопротивлении нечего было и думать. Лишь когда Балинт повернулся и не торопясь зашагал к группе, окружавшей дядю Пациуса и за время его отсутствия еще увеличившейся, Пуфи решился немного спустить пары. — Коммунист вонючий, — прошипел он вслед Балинту, наклоняясь вперед и прижав обе ладони к щекам, так тихо, чтобы Балинт мог и не расслышать, если не хотел, а если бы захотел — чтоб самому успеть вовремя дать стрекача. Балинт услышал, уклоняться было не в его привычках, но ответом не удостоил. С мощеной площадки доносились ликующие вскрики танцующих, гремел установленный на бутовом камне граммофон, у столов беседа тоже стала громче, но даже за всем этим различима была великая тишина теплой весенней ночи. Балинт глубоко втянул в себя воздух: в темноте откуда-то плыл аромат цветущей акации. Оно конечно, правда, что Шани мужик неотесанный, думал Балинт, идя к дядюшке Пациусу, от него и запах хуторской какой-то идет, в темноте ни с кем не спутаешь, но ему, бедолаге, самому от этого худо, чего ж к нему еще и цепляться! Вообще-то Балинт крестьян недолюбливал и даже презирал слегка: ведь из них, кто только мог, шел в полицейские. Не в том беда, что тугодумы они и сноровки в руках куда меньше, чем у городского человека, главное то, что жизнь приучила их ловчить: к тем, кто ниже их, они с гонором, кто повыше — с подобострастием, словом, такие же гады, если не хуже, как чиновники во всяких конторах. Но из этого Шани вырастет металлист, думал Балинт, в рассуждениях своих невольно следуя гордыне дядюшки Пациуса, Шани надо оставить в покое!

— Вы не танцуете? — услышал он женский голос, уже подойдя сзади к Пациусу.

Балинт вспыхнул. — Нет, сударыня, не танцую.

— Как же так?

— Ни разу еще не пробовал, сударыня, — еще больше покраснев, сказал Балинт.

Черноглазая засмеялась. — Меня Анци зовут.

— Красивое имя, — проговорил Балинт, подумав.

Они встретились за спиной дядюшки Пациуса, Балинт видел через его плечо разгоряченное лицо Ференца Сабо. Рядом с Сабо стояли Битнер и тот самый огненно-рыжий молодой рабочий, который предпочел даровым сосискам ужин у «Макка Седьмого». На лицах всех троих написано было едва скрываемое раздражение, оно же явно сковывало и других участников общей беседы, люди примолкли, кое-кто закурил сигарету, другие с деланным равнодушием посматривали на танцующих. Дядюшка Пациус застегнул крахмальный воротничок, взял у жены свой котелок и водрузил на голову, очевидно, собираясь уходить.

— Не изволите ли знать, о чем тут шла речь? — озадаченно спросил Балинт красавицу.

— Как о чем?.. Да о политике! — воскликнула та и, жеманно сердясь, потрясла головкой. — Ах, какие вы, мужчины, скучные! Вы, надеюсь, политикой не увлекаетесь?

— Да нет, — ответил Балинт.

Это было правдой, и все-таки, по существу, правдой не было; Балинт тут же устыдился собственного лицемерия. Он искоса поглядел на Анци; вблизи даже в темноте она казалась значительно старше, во всяком случае, старше Юлишки, говорила неестественно тонким голосом, и это не понравилось Балинту. Но черные глаза — к тому же удивительно похожие на глаза Юлишки, — были красивы и вблизи, да и стан у нее был стройный; в целом Пуфи был прав: «бабешка что надо». А когда Балинт вдруг почувствовал, что горячая, вспотевшая ручка в темноте нашла его руку и ласково пожала немыслимо мягкими, из чужеродного материала сотворенными пальчиками, все тело обдало вдруг жаром; он никогда еще не испытывал ничего подобного. Сам того не зная, он так стиснул в ответ ее руку, что молодая женщина тихонько охнула. У него пересохли губы.

— Пойдемте потанцуем, — предложила Анцика.

— Нет, — буркнул Балинт.

— Я научу вас, не бойтесь!

— Где? — опять буркнул Балинт.

— Как где? Там, где все танцуют!

— Нет, — с тем же выражением отрезал Балинт.

Анци воркующе засмеялась, на этот раз совсем не пискливо. — Пойдемте, — за руку потянула она, — выпьем по стаканчику пива!

Пиво, к счастью, еще было, но раздобыть стаканы оказалось не так-то просто. Балинт сам вымыл два стакана в цеху, под краном, вытер тот, что предназначался даме, собственным чистым носовым платком и с поклоном подал Анцике. Увы, пиво не остудило подростка, напротив, глаза его заблестели ярче, все тело полыхало, лицо непрерывно потело, а язык вдруг словно развязался, — от волнения он говорил и говорил, как заведенный.