Жирный мясистый хохоток катился вслед за Балинтом, покуда он шел в дальний конец цеха, к большому шлифовальному станку, за которым работал Ференц Сабо, молодой светловолосый рабочий с мягкими чертами лица. Говорил Сабо мало, но быстрые, несколько нервные жесты так удачно дополняли скупые его речи, что иной раз и с пяти слов казалось, что он болтает, не закрывая рта. Он сильно маялся больным желудком, кишечником, но это не портило милой доброй улыбки, постоянно веявшей над его короткими светлыми усиками и щербатым ртом. Балинт подошел к молодому рабочему в самом угнетенном состоянии духа, но уже через десять минут всем сердцем полюбил его.
— Ты освоишься быстро, — утешил Балинта Сабо, — ведь твой расточной станок только тем и отличается, что там ты устанавливаешь размеры заранее и станок точно все высверливает, а здесь нужно все время присматривать, промерять — шлифовальный круг-то стачивается. За две-три недели выучишься, лучше не надо.
Из-под тяжкого груза горечи пробился росток интереса: Балинт бросил на станок изучающий взгляд.
— Не беда! — сказал Сабо.
— Что не беда? — удивился подросток.
— А что старик провел тебя. — Молодой рабочий мягко улыбнулся. — Здесь, по крайней мере, измерять научишься.
К ним уже направлялся Битнер: сперва пожаловал его весело громыхающий густой бас, затем — сильно выпирающее вперед, донельзя веселое брюхо, и тут же — тюленьи усы, а из-под них — вся его гнусность.
— Ну, как у нас со здоровьишком, Сабо? — прокричал он еще издали. — Золототысячник пить надо, Сабо, литр-полтора ежедневно, он ужо вымоет ржавчину из гнилых потрохов-то… Ну, как с пареньком этим, ладите?
Сабо кивнул.
— Парнишка толковый, — продолжал Битнер, — за неделю обучите, как пить дать. А вы мне на другую работенку потребуетесь. Словом, неделя, понятно?
Сабо не ответил.
— Вы человек толковый, Сабо, — говорил Битнер, — как следует научите паренька. Да присматривайте, чтоб не отвлекали его поминутно, нужно не нужно. Хватит здесь бездельников, чтоб туда-сюда посылать… Балинт, сынок, а ну-ка слетай к «Макку Седьмому», фреч принеси. Скажи там, мол, для старого Битнера, так чтоб кадарку[99] лучшего сорта дали, да стакан чтоб полный был, а ты гляди половины-то не расплескай! Сбегай, сынок, одна нога здесь…
— Ну, этот расхвалил нас обоих до небес, — сказал Сабо, когда Балинт вернулся из корчмы. Подросток внимательно посмотрел ему в лицо и засмеялся.
— Нас хвалит, а доходы в свой карман кладет? — проговорил он с вопросительной интонацией.
— Точно.
— Здесь тоже подмастерью премиальные полагаются?
— Полагаются, — кивнул Сабо, и его худое, бескровное лицо порозовело от злости. — Черта ему в пузо, однажды я его прикончу.
Балинт уголком глаза покосился на молодого рабочего: угроза, произнесенная этим улыбчивым щербатым ртом, прозвучала так реально и веско, что парнишка испугался; почему-то верилось, что Сабо однажды исполнит свою угрозу. Разговорчивей учитель Балинта так и не стал, в длинные объяснения у станка не пускался, но каждое его замечание било в самую точку; даже двадцать лет спустя Балинту отчетливо помнились отдельные слова его, советы, его суждения о работе, о тех, кто работал в мастерской или только заглядывал в нее, о взаимоотношениях рабочих друг с другом; говорил он всегда короткими точными фразами, подчеркнутыми быстрыми и нервными жестами. Однако о себе он не рассказывал ничего. Балинт понятия не имел о его жизни, семейном положении, не знал, холост ли он, женат ли, есть ли дети; лишь гораздо позднее и совсем случайно ему стало известно, что Сабо лет пять назад сдал экзамены на летчика, но, женившись, по просьбе жены отказался от полетов, и с той поры отдает свободное время авиамоделированию — даже премии получал за свои модели самолетов. Еще позднее, лет десять спустя, вновь повстречавшись с Сабо, Балинт узнал о нем и другое: оказывается, его отец был электромонтер, хорошо зарабатывал, но пропивал все и после трех лет супружеской жизни оставил жену; двое его детей выросли в такой же нищете, как дети Кёпе.
На третий день, как Балинт стал с ним работать, Сабо по какой-то причине был разговорчивей обычного.
— Есть здесь, в цеху, несколько подлецов! — сказал он, и худое лицо его покраснело.
Балинт осваивался с новым станком; это несколько отвлекало его от горького разочарования, оно отодвигалось, втянув свои острые когти, уступая место живому интересу; когда же интерес опадал, разочарование выскакивало вновь и жестоко вцеплялось в душу.
— Кто такие? — спросил он рассеянно.
— Есть, — пожал плечами Сабо.
— В самом деле?
— Еще бы!
Балинт не был по натуре любопытен, однако не хотел показаться невежей; если этому молчуну в кои-то веки захотелось поговорить, следует прийти ему на помощь, заинтересованным ухом помочь слову выйти на божий свет.
— Вы про кого, господин Сабо? — спросил Балинт ободряюще.
— Да уж кое про кого…
Балинт понял, что надо поинтересоваться решительнее, не то Сабо так и не выскажется, остановится на полдороге.
— Господин Битнер? — протянул он руку помощи.