— Прекрасно, — отметил продекан. — Господин Бешшенеи помнит также, что профессор Фаркаш приказал слуге вынести в прихожую форменную шапку студента-хунгариста по имени Кальман Т. Ковач.
— Вполне возможно, — согласилась девушка. — Я пришла немного позднее других, и, вероятно, это произошло до моего прихода.
— Так точно, — сказал Бешшенеи. Девушка, улыбнувшись ему, продолжала: — Помню, в передней, когда мне открыли на звонок, на вешалке было полно разных шляп и шапок. Собственно, я даже не понимаю, зачем коллега Ковач захватил свою шапку с собой в комнаты.
— Наверное, по рассеянности, — поддержал Бешшенеи, поглядывая на девушку. — Наверное! — согласилась та. — Кто же входит в чужую квартиру в головном уборе!
Продекан уже нервничал. — Вы утверждаете, следовательно, что все оставили свои головные уборы в прихожей, кроме самого заявителя?
— Меня тогда не было, — возразила девушка, — но коллега Бешшенеи, вероятно, может ответить. — Так и было, — признал студент. — Итак, вы оба утверждаете, — хмуро подвел итог продекан, — что профессор Фаркаш, приказав слуге вынести шапку хунгариста в прихожую, был просто тактичным и предупредительным хозяином дома?
Улыбчивые глаза девушки смотрели прямо на Бешшенеи. — Точно! — пробормотал он в замешательстве. Продекан махнул рукой. — Ну хорошо, оставим это!
Слушание дела на минуту прекратилось, продекан медленно протирал мстительно запотевшие очки. — Господин Бешшенеи помнит также утверждение профессора Фаркаша о том, что химия потому есть наука, заслуживающая внимания, что с ее помощью человек отрицает существование бога. Вы помните это, господин Бешшенеи?
Нескладная голова в белой чалме повернулась к девушке. — Ничего подобного сказано не было, — решительно сказала она, прежде чем студент успел открыть рот. — Профессор Фаркаш этого не говорил.
— Я спрашивал не вас, — раздраженно воскликнул продекан, — а господина Бешшенеи. Ведь вы помните это, не правда ли?
— Но он не может этого помнить, — возразила девушка, — потому что на коллоквиуме ничего подобного сказано не было. — Я попрошу вас, сударыня, отвечать лишь тогда, когда я вас спрашиваю, — скрипуче перебил ее продекан и постучал по столу карандашом. — Итак, господин Бешшенеи, вы помните?
Студент крутил забинтованной головой, искоса поглядывая то на спокойно улыбавшуюся ему девушку, то на продекана. — Точно не скажу, не знаю, — забормотал он невнятно. — Что-то такое помнится, будто…
Продекан встал. — То есть как?!
Студент тупо смотрел на него.
— Только что вы помнили это весьма определенно!
— Дело в том, — неуверенно забормотал Бешшенеи, — что химия, как наука, основывающаяся на опыте, не рассматривает вопрос существования бога, но это понятие… — Он смешался и умолк. — О чем-то вроде этого шел разговор, не так ли? — повернулся он к Юлии Надь.
Девушка, улыбаясь, смотрела прямо перед собой и не ответила. — Так вы помните или не помните? — спросил продекан резко. Студент захлопал глазами. — Утверждать не могу.
— Что именно?
— Что помню.
— Следовательно, вы не помните?
— Этого я тоже не решился бы утверждать, — промямлил студент.
Продекан с тяжким вздохом опустился в кресло. — Пойдем далее… Вы помните, господин Бешшенеи, не правда ли, утверждение профессора Фаркаша, что существование бога противоречит законам природы и выставляет здравый смысл на посмешище?
— Профессор Фаркаш этого не утверждал, — немедленно отозвалась Юлия. Лицо продекана побагровело. — Я спрашивал не вас, сударыня, — закричал он. — И уже просил вас отвечать только на вопросы, задаваемые вам. Сейчас я обращался к господину Бешшенеи! — Юлия склонила голову. — Простите меня, пожалуйста, господин профессор, но, обращаясь к коллеге Бешшенеи, вы взглянули на меня, поэтому я и стала отвечать. Ни этих слов, ничего подобного профессор Фаркаш не говорил.
— Довольно!
— Как угодно, — обиженно сказала Юлия Надь. Бешшенеи покосился на нее, и ему показалось, что в больших черных глазах девушки закипели слезы, а губы по-детски дрогнули. — Я повторяю вопрос, — услышал он скрипучий голос продекана. — Вы помните, не правда ли, процитированное мною заявление? — Так точно, господин профессор, — ответил Бешшенеи, пораненная голова которого болела все сильнее, пропорционально обострялись и неприятные ассоциации, — я помню, но вместе с тем как бы и не помню…
Продекан побелел, его губы и очки мелко задрожали. — Как прикажете понимать вас?
— А так, господин профессор, — радостно ухмыляясь, словно найдя панацею от всех своих болей, заговорил витязь Тибольд Бешшенеи, — а так, что заявление это действительно имело место, но только я не помню, исходило оно от профессора Фаркаша или от кого-либо еще. Я не решился бы утверждать, что это сказал профессор Фаркаш, но не утверждаю и того, что он этого не говорил, а вот кто говорил — не помню.