Ответ

Главный редактор, чьи нервы были явно не в порядке после неудачного ночного бдения за карточным столом, вдруг сорвался. — Одним словом, мы можем писать все, что хотим? — спросил он, устремляя желтушные глаза на оплывшее лицо Игнаца. Последний тонко улыбнулся. — Только истину, любезнейший друг мой, — ответил он. — Как у вас водится.

Однако Керечени не оскорбился неприкрытой насмешкой, даже не отозвался на нее. — Мне кажется, вождь мой, — сказал он, — ты неверно расцениваешь значение того, что произошло. Ведь тут не просто полицейское донесение. Если бы не избиение Шике, всю историю можно было бы потихоньку замять, теперь же, может случиться, вы в течение двадцати четырех часов получите весьма неприятные интерпелляции справа или слева, а то и с обеих сторон сразу. Соцдемы, как я слышал, собираются выступить в защиту Фаркаша.

Государственный секретарь побледнел. — Соцдемы?

Керечени видел, что его удар попал в цель, и еще раз с удовольствием закурил из золотой сигаретницы, красовавшейся на столе. — Нельзя ли мне поговорить с министром? — спросил он, собравшись с силами для новой атаки. — Я видел, что его машина еще здесь.

— Сегодня он больше не принимает, — возразил Игнац. — Можешь, конечно, подождать в приемной, пока он соберется ехать домой. Хотя он высиживает иной раз часов до восьми-девяти.

— Ясно, вождь мой, — кивнул Керечени. — Словом, ты развязываешь мне руки?

— Разумеется. — И Лаци Игнац послал тончайшую улыбку в простенок между Иштваном Тисой и Яношем Аранем. — Если вы собираетесь писать правду!

Игра как будто шла с переменным успехом, оба топтались на месте, не опередив друг друга ни на шаг. Однако ночь, проведенная в любовных утехах, и многообразные тревоги дня слишком вымотали государственного секретаря. Проклятие, возмутился он про себя, так ты надеешься играть со мною на равных? И решил, что пришла пора для главного удара. — Ты ведь знаешь, кто такой Миклош Фаркаш? — как бы между прочим подбросил он наживу.

— Как не знать! Племянник профессора химии.

— А кроме того?

Главный редактор насторожился. — Кроме того?

— Будущий зять барона Грюнера, — глядя в окно, объявил Игнац. — Вчера вечером состоялось обручение.

Керечени подскочил. — Но в таком случае…

— Я слышал, барон Грюнер забирает мальчика из армии, — невозмутимо продолжал Игнац; в этот миг он испытывал такое отвращение к Керечени, что даже не пожелал упиться одержанной победой, и говорил, отвернувшись и окну, — заберет из армии и определит на какой-нибудь свой завод.

— Если он зять Грюнера, — бесстыдно подвел итог Керечени, — это существенно меняет дело.

— Возможно, — кивнул государственный секретарь.

Две минуты спустя Керечени откланялся. Не успел он выйти за дверь, как зазвонил телефон. Несколько секунд Игнац тупо смотрел на трубку: поднять ли? Телефон все звонил, упорно и надоедливо, Игнац не выдержал, взял трубку. Едва не упущенный разговор оказался заключительным звеном в событиях дня.

Личный секретарь барона Грюнера тотчас переключил телефон на своего принципала. Барон извинился за то, что беспокоит в неурочный час, и немедля перешел к делу. Спросил, осведомлен ли государственный секретарь о последних, весьма прискорбных событиях, касающихся непосредственно его, барона, семейства, обронил несколько слов о горячности и необдуманности, свойственных молодости, затем посетовал на запальчивый и по-солдатски дерзкий нрав будущего зятя, отдельные проявления которого сам барон лично не одобряет, но считает в полной мере объяснимыми и до определенной степени справедливыми, — и вдруг, коротко попрощавшись, повесил трубку.

Игнац понял: семейство Грюнер, иными словами — Венгерское объединение промышленников, по-прежнему всем своим моральным и материальным весом стоит за Фаркашей. Несколько минут он сидел неподвижно, глядя перед собой остановившимся взглядом.

Распахнулась дверь, вошел министр, уже в пальто и в шляпе.

— Что скажешь об этой новой историйке с Фаркашами?

— Не ко времени она, ваше превосходительство.

Министр молчал. Мгновенно решившись, Игнац сделал второй пробный шаг. — Очень не ко времени, смею доложить. Бетлен ведет переговоры в Гааге…

Министр по-прежнему молчал.

— Если дисциплинарное расследование состоится, ваше превосходительство, — продолжал Игнац, — Фаркаш, надо полагать, оставит университет и уедет за границу. Это произведет дурное впечатление.

— Возможно, — сказал министр. Казалось, он осведомлен обо всем.

— Какова наша позиция? — спросил Игнац.

Министр нетерпеливо пожал плечами и вышел из комнаты.

День выдался очень насыщенный. Государственный секретарь Игнац вымыл руки, освежил лицо одеколоном, вызвал свою машину и покатил в Оперу.