Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей. 1908–1931

Атеисты в докладах стремились
Фактов цепь повернуть кверху дном.
Оппоненты-священники бились
Величайших ученых умом.

Много было здесь всем возражений,
Много сильных и шумных похвал.
Но, быть может, объятый сомненьем,
Кто-нибудь здесь и правду искал.

Кто действительно истину ищет,
Вникни сам, рассмотри и реши:
Рукоплещет народ или свищет,
Ты вниманьем к тому не греши.

Посмотри на безверие модное,
Что внушает нам страх пред концом,
И на веру в Христа благородную,
Что венчает бессмертья венцом.

Обратись и к научному методу,
Посмотри, сколько веры и в ней.
Не имеешь ты права поэтому
Говорить, что наука сильней.

Прикрываясь сужденьями ложными,
Нам кричат: справедливость напрасна!
Грех и лживость найдены возможными…
Но мы с этим совсем не согласны.

Мы за Того, Кто в мученьях распятья
Пролил за всех неповинную Кровь.
Наша программа – всеобщее счастье,
Наши лозунги – Бог и Любовь.

Выбирай, если хочешь, проклятья,
Твоя воля свободна, иди!
Но, гоняясь за призраком счастья,
Ты увидишь тоску впереди.

Если ж ты, укрепляемый верою,
Встанешь твердо, как дуб-великан,
То ты кровью своею и нервами
Впишешь подвиг в науку векам…

Как червь волочится в пыли,
Считая грязь своим пределом.
Так и безбожье на земли
Животным манит стать уделом.

И как орел, взлетая к небу,
Кругами мощными парит,
Так вера в огненном порыве
О Боге вечном говорит.

Ни Лушников, ни Мурзалев,
Ни Олещук иль Луначарский
Не поразят из-за углов
Великой веры христианской.

Сгниют они в своей пыли,
Развеет вихрь земное счастье;
А Бог и вера – посмотри —
Во всех не потеряют власти.

Мы знаем: в этом мире боле
Все только внешность и наряд.
А в нашей вере в Божью волю
Зарницы вечности горят.

И. К. С.

(Такую подпись Костя придумал несколько позже. Она означает: иподиакон, потом иерей, Константин С-в.)

Примечание: На своем стихотворении Костя сделал надпись: «Посвящается священнику Зиновьеву, положившему на звуки знаменитую декларацию гонимого, но торжествующего христианства „С нами Бог!“».

Сильнее всего диспуты отразились на Димитрии Васильевиче. Если у Кости в результате их изменилась жизнь, то у него укрепились убеждения.

Лишь значительно позже он сознался, что в этот период он как раз переживал душевный кризис. У него усилились колебания, сомнения в основных истинах веры. Самолюбие не позволяло ему обратиться за разъяснением к старшим, он считал, что должен решать все сам, не по чужой подсказке, а может быть, возникшие у него вопросы казались ему настолько трудными, что он и не надеялся получить ответа. Дело дошло до того, что он подумывал уйти из собора и перейти на светскую работу.

Только сам Димитрий Васильевич мог бы передать те чувства, которые он испытывал в начале диспутов. Держался он около духовенства, даже сидел с отцом Александром и другими священниками на сцене, что было совсем не обязательно, но еще вопрос – был ли он уверен в возможности доказать правоту своей стороны, или же, по свойствам своего характера, в трудную минуту хотел подчеркнуть, с кем он. Возможно, что к серьезному беспокойству у него присоединялся и чисто спортивный интерес – кто кого? Но сознавал он это или нет – несомненно, что в это время решалась его судьба, быть или не быть ему христианином.

Внутренний спор решился в пользу веры.