Вот и плодится зверь, смелеет. Глупых дворняжек уносит с порога, из конуры вынимает. Тобика с Жучкой волки утащили еще в начале зимы. Тут же, на бугре, разорвали, оставив лишь клочья рыжей да черной шерсти.
Умная Найда на стаю одна не пойдет. Она и ночует в старом курнике, возле хаты. Волков учуя, голос подает. Всякую ночь приходится выходить и стрелять. И, конечно, следить, чтобы крепки были запоры и заплоты.
Зимний быт - снега, метели, холод. Всем нелегко: людям и зверям.
Обедали. Тут уж ни деда, ни внука уговаривать не приходилось. Наперегон ели прозрачный крутой холодец, окисленный помидорным да огуречным рассолом, хлебали жирный борщ, принюхивались к тому, что шкворчит на плите, в чугунной жаровне.
- Утка? - отгадал внук. - Я люблю утку...
Лишь сама хозяйка-стряпушка, которая, как известно, "сыта с покушки", больше подкладывала, чем ела, про письма рассказывала, какие привезли.
- Отец с матерью пишут: может, скучает...
- Некогда нам скучать, - ответил внук ее же словами.
- Пишут, в сентябре в школу. Игорь будет готовить тебя...
- Какой Игорь? Индюк?
- При чем тут индюк? Брата забыл...
- А он тоже - индюк. Еще хуже нашего. Учитель нашелся. Только и знает, что в угол ставить.
- Какой ни есть, а брат родной, старший... И нельзя так.
Слова внука, пусть и не больно вежие, были по сердцу бабушке. Прожили вместе с осени, приросла душой. Каким привезли его: весь в хворях, синий, как снятое молоко. А нынче не дитё - а спель, лишь нажми - сок брызнет. И растет на глазах. Не сглазить бы, тьфу-тьфу...
Отобедали. Дед отдыхал, отсыпаясь за неспокойную ночь. Мальчику времени и без того не хватало. До сна ли...
Из сарая дров привезти, готовясь ко дню следующему, сложить их в сенях. Проведать "детвору" - малых телят, которые до поры жили в "теплушке", невеликой мазаной хатке с печуркою - "грубкой". В холода "грубку" протапливали. Телят поили молоком, понемногу приучая и к сену, привязывая зеленые травяные веники. Душистый корм, едовый. Телята помаленьку хрумтели. Они были еще маленькие, тонконогие. Когда гладишь, то чуется непрочная детская плоть. Но росли быстро.
А еще нужно было покататься с горы. Сразу за гумном шел крутой подъем. Взобраться можно было высоко, а потом катиться. Не в санках. У них полозья проваливались. Катались в большом алюминиевом тазу. Мальчик и Найда. Собака любила эту забаву и помогала взбираться вверх по склону, легко волоча своего спутника, который цеплялся за ошейник.
На первый раз поднимались невысоко: в четверть ли, в полгоры. Садились. Мальчик, а потом - Найда.
Летели по накатанному желобу вниз. Собака порыкивала и, пугаясь ли, балуясь, выбрасывалась на ходу и мчалась вдогон с лаем. И снова лезли наверх. И наконец поднимались на самую вершину.
Внизу лежал дом, сараи, базы - все малое, все в снегу утонувшее. И насколько глаз хватало - все снег и снег. Если долго смотреть, то вдали начинало чудиться что-то не больно доброе. Темное пятно будто шевельнулось. Уж не волк ли?..
Сверху мальчик катил один. Глаза закрывались от снежного вихря. Гудело в ушах. А потом утишался бег, по ровному, все медленней, мимо гумна, до самой дороги. Найда глядела сверху, а потом мчалась к мальчику огромными прыжками. Она словно летела: прыжок - и лёт, прыжок - и снова лёт. И наконец догоняла.
Выходил после отдыха старый Пономарь. Снова начинали возить с гумна сено, солому для вечерней дачи. Кормили птицу, свиней. Помаленьку подступал вечер.
В дни пасмурные сумерки приходили скоро. Зато в дни ясные алое солнце садилось в розовые снега. И луна поднималась, словно яйцо пасхальное.
Всякий вечер, прежде чем в дом уйти, мальчик с дедом обходили живность, крепко запирая все стойла на ночь.
- Лукашка, Никитка, марш спать! Василий, ты - главный сторож. Гляди не засни.
О-го-го... - гордясь немалым доверием, отвечал из тьмы птичника гусак.
У кобылы Дарьи мальчик задерживался дольше. Он гладил ее по теплому бархатному боку, даже прикладывал к нему ухо, снимая шапку. Что-то урчало в просторном чреве кобылы.
- Ты поскорей, - говорил мальчик. - Я по нему соскучился. Да и ему там надоело. Тут лучше.
Во тьме конюшни мальчику виделся жеребенок, не настоящий, а зыбкий призрак. Чудо ли, сказка... Даже не верилось, что он будет настоящий, живой. А так хотелось.
Вечер собирал под одну крышу всех. Долгий вечер, неторопливый ужин, спокойные дела.
Не в пример скотьим катухам, загонам и базам жилье хозяйское было невелико: горенка да кухня. В первой - просторная кровать, малый диванчик, шкаф с одеждою да стол с телевизором и видеомагнитофоном. На кухне теснее, там - печка, стол обеденный, горка с посудой, у порога - одежда, да обувь, да всякая снасть хозяйская, которая нужна под рукой: подойник, молочные фляги, сепаратор, маслобойка. В углу - выгородка, где обсыхают новорожденные телята, козлята, ягнята.