Отцеубийца

Разве что подыскать сообщников? Тут-то и припомнил Роман про Акима, того самого, что помогал отвезти Ксению в монастырь и выкрасть у нее потом новорожденное дитя. Но Аким, выслушав дело, особого желания в нем участвовать не проявил.

– Одно дело – негодящую женку наказать, да отпрыска ее выбросить, – возразил он, оглаживая бороду. – Это дело семейное, на то ты и господин. А тут болярина убить! Это ж, хозяин, разбой выходит.

– Что ж, что разбой! – зашептал Роман. – Соглашайся, я тебе заплачу хорошо...

На деньги, что Аким присвоил, обокрав младенца, он мог бы привольно жить несколько лет и в ус не дуть. Но тут жадность победила.

– Поторгуемся! – предложил он хозяину.

Сторговались на деньги немалые – Роман, ослепленный ненавистью, ничего не жалел, чтоб избавиться от своего незваного благодетеля. Хитер был Аким, видел – господин совсем из ума вышел, потому заявил, что не хочет свою жизнь подвергать опасности, и потому предложил позвать в дело своего младшего братца и дать ему столько же денег, сколько и Акиму – ну, может быть, чуть меньше.

Роман и на это согласился, а между тем карманы его давно уж не полны были! Будучи богатым, удерживать деньги не умел, швырял их направо и налево, на дело и зазря. Теперь же, когда князь отказался от услуг Романа – у него почти и не осталось источников дохода, а накоплений и вовсе не было. Сознавал ли беспечный хозяин, что, заплатив братьям, он окончательно опустошит свою кубышку и придется ему чуть ли не по миру идти? О да, он знал об этом, но жажда мести была сильней разума.

Ночами слышался ему голос, который нашептывал: «Убей его, убей, отомсти врагу за боль и унижение, за свою поруганную честь, за тоску...» И постепенно стало Роману казаться – все наладится в жизни, как только он уничтожит своего противника.

А Феофан и Ксения были безмятежно счастливы. Они окрестили сына, и князь, как и обещал, был крестным отцом. Малыша нарекли Александром. Феофан налюбоваться не мог на сына. Только одно мучало его – что по-прежнему жили они с Ксенией во грехе, невенчанными. Да что ж делать? Не ходят замуж от живого мужа, хоть бы и сам князь был заступником. О том же горевали и родители Ксении, но новоявленного зятя не попрекали, глядя на новую красоту дочери – в холе и ласке она расцвела пуще прежнего. Ксения всегда славилась пригожестью, лишь отпечаток вечных забот и печалей на лице ее портил. За таким мужем она бы горя не знала, да вот беда – не муж он ей! Еще печаль была у влюбленных: Дарья – доченька любимая – до сей поры находилась под опекою Романа, и отдавать дитя матери и ее полюбовнику тот не собирался. Вздыхала Ксения, украдкой утирала глаза, но молчаливо сносила тоску свою горькую. Феофан понимал, что с Ксенией творится, и, как мог, успокаивал ее.

– Не горюй, моя лада, – повторял ей Феофан. – Говорят добрые люди, что у муженька твоего чарка со стола не сходит, только по харчевням ему почет дают. Авось сопьется...

– Не говори так! – пугалась Ксения. – Хоть и аспид он, хоть и много горя нам причинил, а такого ему желать не годится!

На сей раз молва права была – Роман попивал вдвое против прежнего. Особенно сильно прикладываться стал он после того дня, когда ушла от него Пелагея. И не то чтоб прощалась с кем, и не сказалась даже – просто исчезла. Доложили Роману челядинцы, что вместе с ней исчезло немало всякого добра, но хозяин только рукой на это махнул и не стал ни искать ее, ни догонять. Зачем? Насильно мил не будешь. И теперь Роман заливал свою досаду на весь род людской зеленым вином – начинал пить с утра, к полудню уж лыка не вязал, а проспавшись к вечеру, все повторял сызнова.

Дворня стала бояться его, как огня – и раньше-то хозяин неласков был, никогда доброго слова не скажет, все ему не по сердцу, а теперь и кулаки стал в ход пускать. Одного челядинца, который как-то не так на него взглянул, избил мало не до смерти, да и на остальных затрещины сыпались – только держись.

Как-то под вечер, тайно, явился к нему Аким с братом. Роман был, по обыкновению своему, пьян до изумления, но, услышав вести, мигом протрезвел.

– Нашли мы, господин, средство твоих ворогов со свету сжить, – молвил Аким, и Роман стал слушать.

ГЛАВА 27

Феофан и Ксения частенько наезжали к родителям Ксении – погостить. Старики души не чаяли во внуке, да и на невенчанную пару косо не глядели. Купец Онцифер был человек разумный, знал твердо – причитаньями да попреками дела не поправишь, а потому запретил себе думать про грех такой. А матери и подавно было все равно – живет ее дочушка в холе и радости, довольна жизнью, и слава Богу, и ничего больше не надо! Материнское сердце победило страх перед небесной карой.