Оттенки

Смерть Раннука привлекла меньше внимания, чем его процесс, и похороны были бы почти заурядными, если бы кто-то неизвестный не прислал на могилу венок из живых красных роз, прибывший лишь тогда, когда уже убирали холмик. Мне думается, будь об этом венке известно раньше, похороны Раннука прошли бы совсем иначе.

1923

Перевод Марии Кулишовой.

ПОВЕСТИ

Старики и молодые

I

Солнце уже зашло. Только багровое зарево отмечает место, где скрылось светило. Золотистые облака, точно венок, окаймляют край небосвода. По приметам стариков, это предвещает ветреные дни.

Старуха из Кадака торопливо снует между избой, клетью и скотным двором. Из дымволоков избы прямым столбом поднимается дым и медленно рассеивается в неподвижном воздухе. С пастбища слышится звон колокольчиков, все ближе и ближе, а с болота долетает песня — это, возвращаясь с работы, поют косари. Два голоса — мужской и женский, переплетаясь змейками, уходят ввысь, в то же воздушное царство, что и дым, и вместе с дымом тают над пустынным болотом.

По дороге проходит стадо. Сворачивая к загону, коровы приветствуют мычанием встречающую их хозяйку. Вымя у них полно молока, они ждут, когда их подоят, но еще больше ждут они ведра соленой мучной болтушки — старуха всегда потчует ею коров, словно желая их задобрить, чтобы они отдавали все молоко сполна.

Вот возвращаются и косари. Их трое: хозяин хутора Кадака — Юхан Таре, дочь его Тийна и зять Каарель Какар, живущий в доме у тестя. Молодые идут рядышком впереди, старик не спеша шагает за ними.

— Коровы у тебя еще не подоены? — спрашивает Тийна у матери, входя во двор.

— Когда же мне было их доить, только что пригнали. Видишь, ждут не дождутся. Хлопот полон рот, ходишь-ходишь, бегаешь-бегаешь, а все никак не управиться, — раздраженно отвечает мать.

— Управимся! Вот снесу на место косы и помогу тебе. Ничего, не застоятся. Каарель, иди-ка помоги отнести ведра с пойлом, — говорит Тийна.

Пойло уже замешано, и Каарель с Тийной отправляются на скотный двор.

Молодуха — среднего роста, некрасива, скорее даже дурнушка; поэтому чуть было не осталась старей девой. Только в этом году весной справили ее свадьбу, а ведь ей перевалило уже за тридцать. По натуре она тихая, серьезная, о чем говорит и медлительный взгляд ее больших глаз. Пожалуй, ни один парень не слышал от нее шутливого слова. Поэтому девушку считали скучной. Единственное, что привлекало к Тийне взгляды парней, — это длинные, густые волосы, которые она любила заплетать в две косы, разделенные блестящим прямым белым пробором. Волосам этим всякий дивился, но со временем и они потеряли свое очарование, и Тийна уже готовилась коротать век старой девой.

Но дело обернулось иначе. Как-то на ярмарке Каарель случайно познакомился со старым Юханом. Ему понравился тихий, ровный характер старика, и тут Каарелю пришла в голову мысль, что неплохо было бы попасть к Юхану в зятья. Они выпили вдвоем горькой, которая так чудесно развязывает язык, и тогда Каарель узнал все, что ему хотелось узнать.

До сих пор жизнь была для Каареля мачехой: он рос сиротой, все его богатство составляли двести рублей, полученные в наследство от тетки. Каарель нелегко сходился с людьми, и не потому, что у него был неуживчивый характер; одинаково обходительный со всеми, он, однако, не нашел себе друга или товарища по сердцу. Девушек он сторонился, среди них у него не было даже добрых знакомых. Ему исполнилось уже тридцать два года, когда он посватался к Тийне. Каарель был радушно принят в семье — он ведь принес долгожданное счастье стареющей хозяйской дочери.

Старый Юхан год тому назад откупил у помещика свой участок, но внес всего семьсот рублей; большая часть выкупной суммы еще не была уплачена. Все же участок числился за ним, и Каарель надеялся со временем выплатить и остальное. Каарель и Тийна привязались друг к другу, им всегда хотелось быть вместе: оба они так одиноко прожили свою молодость. Родители радовались, заполучив такого золотого зятя, только иной раз старуха Мари ворчала:

— Точно мальчишка какой, от Тийны — ни на шаг, все с ней.

Юхан ничего не отвечал старухе и, потупившись, только посапывал в свою черную бороду, словно думу думал.

На скотном дворе Каарель напоил коров, а Тийна принялась доить. Слышно было, как коровы жуют жвачку да молоко журчит, стекая из вымени в подойник.

— Знаешь, Тийна, что мне сегодня пришло на ум: вот кабы старики отдали хутор нам! Отец слабый, хворый, у матери здоровье тоже незавидное, — сказал Каарель немного погодя.

— А чем нам тогда будет лучше? — спросила Тийна, поднимая глаза на Каареля, который стоял, опершись о забор.