Отражения

И дело не в том, что времена изменились. Оно конечно — меняемся и мы, и время. Я о другом. Изменились приоритеты, оценочные и нравственные критерии. Раньше мешали напрямую, старались навязать свое, какие-то штампы. Диктовали и вмешивались. Причем те, кто мало что понимал в том же театре, но считал себя по должности знатоком. Но настоящие творцы свое дело делали честно и сильно. Помню, вдруг появился фильм «Сорок первый». Любовь. «Белый» офицер и убивающая его в конце, как врага, но ни за что «красная» девушка. Это было уже шагом. И высоким языком. Также происходило и с Тарковским. Мешали, ругали, замалчивали. И что? Я помню, как Тарковский дал мне ключ от какого-то маленького зальчика на «Мосфильме» и тайно там смотрел его «Андрея Рублева», уже запрещенного. И еще предупредил: «Если кто спросит, что здесь делаешь, скажи, что смотрю отснятые материалы». Такая была жизнь в чем-то. И где «они» — те, кто диктовал? А «Андрей Рублев» останется. Наш с ним «Солярис», кстати, зритель и тогда очень плохо принял. Ну как же, действия нет, «экшен» нет. Даже на Каннском фестивале плохо принимали — дали нам «Серебряную пальму», но это жюри — словно компенсировало. Оценило. А зрители не приняли. И пресса была вялая. Но через несколько лет — загремело везде. А сегодня все наоборот. Тарковский — как эталон. И заслуженно. Вот пересняли американцы свой «Солярис», деньги вложили, реклама, актеры дорогие, но критики фильм очень нелицеприятно сравнивают с работой Тарковского. Значит, истина была «тогда», у него. Хотя у новой версии, может быть, коммерческая цель — основная, как и во всем. Вернуть свое и заработать. И достаточно. Но главное, все-таки, что правда и творчество были всегда — «не смотря на обстоятельства».

— Так что, можно сказать, что культура сегодня — это «Мертвый сезон»?

— Что говорить — оглянитесь. А в России? Да во всем мире так. Коммерция во всем — деньги зарабатывать. А зарабатываются они только на очень низком уровне. В России, как я вижу, в этом смысле еще хуже. А вы посмотрите классику, у Софокла, у Эврипида — те же проблемы, теми же вопросами человек задается и мучается, решает. Все то же, что с ним и сегодня. Но — как было написано, как сделано! Это тогда, в Древней Греции. А Шекспир? Человек и его бытие за две с половиной тысячи лет не изменились. То же самое находишь там, что и сегодня волнует. Жизнь, она меняется, но человек и его стремление познавать и страдать, и радоваться осталось тем же. Потому что писали о вечном, хотя вроде о своем времени. Вот, вспомните, «Макбет» Шекспира.

Это же не просто интересная история о том, как нормальный, в смысле не злодей, человек брал власть. Потом убил короля Дункана, потом еще, и еще… И чем это закончилось, мы знаем.

Но ведь это же история про Сталина — надо только посмотреть, не акцентируя внимание на костюмах — а на суть… Но ничего, все настоящее вернется, никуда не уйдет навечно — так уже было. И в Греции, и в Древнем Риме. Период упадка культуры — не в первый раз в истории. Конъюнктура, конечно, всегда на плаву. То политическая, то коммерческая, ниже пояса. Ее легче переваривать — не надо напрягаться. Но настоящее снова поднимется…

— А в Литве, что сегодня происходит с творчеством? Наверное, создается новое?

— Что говорить. Кино и кинопроизводства своего нет. Но в театр, я это вижу по Вильнюсу, на новые постановки зритель ходит. И ставят старые интересные работы. Лично я играю «по договору» и уже не состою в штате театра. Предлагают — работаю.

Пьесу и роль выбирает не актер, а режиссер. Он определяет, а мое дело — правдиво раскрыть образ, а не спорить о творчестве. Раньше актеры вообще не спорили с режиссером. Тебя не спрашивают — нравится роль или нет. Режиссер ее давал — и ты должен играть. Вот так у нас было, еще у Мельтиниса. Не нравиться? Не устраивает? А чего ты тогда в нашем театре делаешь? Ищи другой. Нравы были по-своему суровые.

— Тоже тоталитарный режим?

— А как же. Так и должно быть в театре. Здесь демократия другая. Зато посмотрите, он держится на режиссере, прежде всего. Был Товстоногов — был замечательный театр. Не стало Товстоногова — и этот театр закончился. Название осталось. Так же было у Станиславского, и у «моего» Мельтиниса. Да, во всем мире так.

— Я вот посмотрел на вашу визитную карточку. А на ней написано просто «актер». А где регалии, звания? Это тактический ход или…