Отражение

Последним попутчиком, за которым, собственно, и уселась Галя, оказался приятный мужчина в элегантном светлом и лёгком костюме, возможно, льняном — Галя в таких вещах не разбиралась, — но выглядящем очень дорого и стильно. Мужчина — единственный из всех! — посмотрел на девушку, улыбнулся, как старой знакомой, но тут же вновь уткнулся в дорогой глянцевый журнал.

«Похоже, "БМВ" поломался, а ждать запасную машину ты поленился…»

Галя уселась у окна, убедилась, что автобус едет к Москве, и едет гораздо быстрее, чем можно было ожидать, посмотрела на часы и улыбнулась: если так пойдёт и дальше, то она точно не опоздает.

* * *

Виссарион Обуза никогда не приезжал вовремя.

Ухитрялся опаздывать даже на очень важные и крайне нужные встречи, из-за чего страдал, терял, вздыхал, давал себе слово измениться, но не менялся. Не потому что не хотел — не мог. Казалось, внутри Виссариона сломался хронометр, или чип, отвечающий за понимание времени, или его кто-то проклял, что тоже вполне вероятно для Отражения. Как бы там ни было, Обуза рассорился с массой девушек, потерял массу выгодных контрактов и твёрдо уверился в том, что опоздает даже на собственные похороны.

Впрочем, из-за этого он не расстраивался.

Виссарион страдал, но продолжал опаздывать. Однако был он при этом настолько добродушен, незлобив и участлив, что многие друзья, знакомые и даже мимолётные знакомцы Обузы принимали его таким, какой он есть: вместе с рассеянностью, непрактичностью, наивностью и, конечно же, опозданиями. И даже те из его друзей и знакомых, кто жил в вечном цейтноте, планируя расписание с точностью строителей Керченского моста, даже они не отказывали Виссариону во встречах, ломая свои графики и теряя драгоценное время.

Но не всегда, разумеется, исполняли услышанные просьбы.

— Виссарион, это глупо, — махнула рукой Настя, программный директор «НАШЕго радио». — Ну, и чересчур, конечно.

— Почему чересчур?

— Потому что ты просишь слишком много.

— Но это же для общего дела, — уточнил Виссарион. — В общих интересах.

— Не доказано.

— Вот я и пришёл, чтобы доказать.

Длинный, тощий и очень нескладный на вид Обуза был стопроцентным книжным червём то ли в одиннадцатом, то ли в пятнадцатом поколении, владел уютным магазином на Забелина, считался одним из известнейших в мире букинистов и ходячей энциклопедией чуть ли не по всем вопросам Отражения. При этом благодаря матери Виссарион был натурой живой, увлекающейся, периодически душа его требовала большого дела, и Обуза бросался с головой в ближайшую авантюру. Как в омут.

В настоящий момент Виссарион отчего-то счёл себя способным продюсером и заявился к программному директору федерального радио, пытаясь выцыганить у неё «небольшую» поддержку своему новому проекту.

— Настя, ты же понимаешь, всё решает один-единственный эфир…

— Правда? — она подпёрла голову кулаком и с интересом попросила: — Давай, расскажи мне об этом.

— Ну… может решить.

— Ага, вот мы уже начинаем кое-что понимать в шоу-бизнесе.

— Способен решить…

— Один эфир?

— Почему нет?

— Потому что для этого песня должна быть реальной бомбой, понимаешь? — объяснила Настя, переходя на деловой тон. — В ней должны сойтись мелодия, слова, аранжировка, настроение людей, а главное — ещё одна неопределяемая мелочь, которая называется талантом. Только в этом случае люди начнут мурлыкать песню себе под нос и ждать, когда её снова поставят в эфир.

— У моих ребят есть такая песня, — подтвердил Виссарион. — Бомба.

— Не сомневаюсь, что у твоего джихад-оркестра есть бомба. Но мне нужна песня для эфира. Мощный трек.

— Настя, пожалуйста, дай шанс, — вздохнул Обуза. — Мой солист — очень мощный лайкер. Магических способностей у парня нет, зато эмоции он разгоняет невероятно и обязательно «выстрелит». Его будут слушать, даю голову на отсечение, и талант у него есть.

— Он не умеет петь.

— Умеет.

— Мы вместе слушали запись.

— И странно, что ты не разглядела его талант.

— Надо было смотреть? Извини, я надеялась услышать.

— Не придирайся к словам. — Виссарион поёрзал в кресле и чуть подался вперёд. — Послушай, давай я тебе кое-что объясню…

— Обуза, осторожно! — Настя подняла вверх указательный палец. — Я понимаю, что ты увлечён своим проектом, но не смей делать то, что задумал. Даже думать об этом не смей. Иначе я действительно оторву тебе голову.

— Э-э… — Виссарион подался назад, на спинку кресла, так же явно, как секунду назад подался вперёд. В эти секунды он напоминал нерасторопный маятник. — Извини, я машинально… Зов крови и всё такое…

— Знаю, — мило улыбнулась Настя, дружелюбно глядя на смутившегося букиниста. — Поэтому предупредила, и на этом всё. Я не обиделась.

— Спасибо.

— Не за что.

Отец Виссариона был стопроцентным книжным червём то ли в десятом, то ли в четырнадцатом поколении, слабым колдуном, зато большим умником. Что именно нашла в нём сладкоголосая сирена, никто не знал, но она влюбилась в одинокого букиниста и подарила ему сына — длинного, лопоухого и непрактичного. Зато обладающего наследственной способностью туманить голову кому угодно.