Отравление в шутку

— Я не знаю, как вы это выяснили, — угрюмо отозвался он. — Джинни говорила мне, что подозревает это.

— Морфий вызывает фантазии, видения, искаженный взгляд на действительность. Это производное опиума.

Предположим, судья вообразил, что кто-то пытается до смерти напугать его белой мраморной рукой. Зная о морфии, мы вправе усомниться, что такая рука вообще существовала! Но галлюцинация была настолько сильной, что, хотя судья обсуждал, кто мог его отравить, он категорически отказывался обсуждать белую мраморную руку. Судья съеживался при одном упоминании о ней, и я сам видел, как его охватил детский страх из-за стука в дверь… Кто еще в этом доме видел руку? Никто. Мэри кажется, будто она видела что-то похожее, но это мог быть всего лишь кусок упаковочной бумаги, потревоженной ветром в буфетной.

Судья думает, что весь дом объединился против него. Он сам говорил нам об этом. К тому же он потерял свои деньги, и это не дает ему покоя. Если бы он смог вернуть деньги, то восстановил бы прежнюю власть над семьей, принудив всех к повиновению. И, наконец, последняя соломинка — судья думает, что они сожгли его рукопись. Возможно, кто-то действительно ее сжег. А может быть, это сделал он сам, так как, по-видимому, она его не слишком интересовала. Или же все это очередная наркотическая галлюцинация…

Росситер шевельнулся в кресле.

— По-моему, вы нагромождаете кучу смешанных мотивов. Значит, вы думаете, что судья замыслил план убить Туиллса и Клариссу и что Туиллс знал об этом?

— Вспомните, что Туиллс говорил в самом начале. Первые слова, которые я от него услышал, были: «Да простит меня Бог! Кажется, это моя вина». А потом его разговор с судьей за дверью библиотеки, который я не слышал, так как Туиллс отказывался говорить в чьем-либо присутствии. Что, если он сказал: «Я знаю, что это вы дали ей мышьяк»? Именно потому судья и вошел назад с диким взглядом, прежде чем яд подействовал на него…

— Продолжайте.

— Должно быть, он знал о морфии и его последствиях. Помните, что он не тревожился из-за опасности, грозящей другим. «Если они попытаются кого-то отравить, то это буду я», — сказал он Клариссе. А мне Туиллс говорил, что той ночью ждет посетителя. Он не ложился спать, ожидая его, но яд подействовал раньше таким образом, какого он не сумел предвидеть. Туиллс бодрствовал, защищая себя и Клариссу, но кто-то его все-таки посетил.

Что касается плана, то Туиллс мог подозревать о нем или же просто думать, что судья, находясь в состоянии безумной мстительности, вызванной наркотиком, хочет убить кого-нибудь в доме. Возможно и то и другое, но в любом случае Туиллс знал, что должен стать первой жертвой. Потому что он рассказал судье о действии гиосцина и даже показал, где хранится яд, когда больше никого в комнате не было.

— Кажется, я понимаю. Какой вывод вы собираетесь сделать? — спросил Росситер. — Последний ваш пункт трудно опровергнуть. Что-нибудь еще?

— Только психологический момент. Вы ведь знаете особенности личности судьи — его чопорность, его концепцию семейного долга, его взгляды на жизнь…

— Ну?

— Разрушение этой личности «неправильным» поведением семьи могло причинять ему нестерпимые муки и довести до жажды убийства. В основе всего могут лежать традиции, завещанные ему предками. И это решающий фактор.

— Почему?

Я поднял со стола томик стихотворений Гейне.

— Вспомните все, что мы только что обсудили. Это отвечает на все вопросы, записанные Туиллсом:

«Уверен ли я, что знаю отравителя? Что сожгли в камине и почему?

Могли ли особенности личности оставить такой отпечаток? Возможно ли подобное с медицинской или психологической точки зрения? (Да. См. Ламберт, Графштейн.)

Была ли это надежда получить деньги или прогрессирующая болезнь?

Как насчет C₁₇N₁₉NO₃ + Н₂O? Влияние?»

Я медленно положил книгу.

— На вопрос номер три — о корнях мотива — дан единственный утвердительный ответ со ссылкой на авторитет двух знаменитых психологов.

Последовала долгая пауза. Росситер снова взъерошил волосы.

— Вы ведь сами этому не верите, не так ли? — осведомился он.

— Я не говорил, что верю. Я сказал, что этому, вероятно, верит Сарджент. И Рид тоже. Рид — старый друг судьи… — Я поколебался, вспоминая утро. — Очевидно, Рид заметил следы инъекций на предплечье судьи, когда заглянул повидать его. Думаю, он пришел к выводу, что судья совершил все это в состоянии наркотического опьянения. Несомненно, Рид пытался защитить судью и старался изо всех сил убедить всех, что смерть Туиллса была самоубийством. Вот что в первую очередь вызвало у Сарджента подозрения.