Отпускник (СИ)

— А какого хрена, ты выёживался передо мной? С ним серьезно, а он шуточки-прибауточки, какой-то дерганный, раздраженный!

— Ну и чё не ушла? Валила бы к этому своему… мегачлену! — уже ляпнув это, сообразил, что хватил лишку. Мира злобно зыркнула.

— Еще раз так скажешь, получишь!

Я подумал: эта может засветить! Но все равно, спросил с мазохистским упрямством:

— И все же, почему?

— Не знаю… наверное из-за того мужика, который кинулся стихи читать. Он что-то там лопочет про «…я как цветочек аленький в твоей ладошке маленькой…» а я думаю: ты упрямый, а я упрямей! Вот и вернулась. Потом еще шанс давала от себя избавиться, но ты к тому времени уже поплыл. Хоть и повыпендривался на пляже, но уже приходилось тебя слегка остужать, чтоб не перегрелся раньше времени… — она на секунду повернув ко мне лицо, подмигнула, а я вспомнил те эмоциональные качели, которыми меня кидало на пустынном пляже.

— Какая ты, оказывается, хорошая актриса! — восхитился я, — так натурально все сыграла! А в секс тоже играла?.. из упрям-с-т-в-а…

И тут эта японская бандитка двинула меня кулачком в солнечное сплетение, так что последние звуки я уже выкашлял. Это было больно, дети… адски больно!

— Предупреждала ведь! — глаза у нее опять стали, как у тигрицы. — Говори, да не заговаривайся! Ври, да знай меру.

Глава 3

22 июля, среда.

Горькая соль на губах. Сил нет плыть, сил нет держаться на воде. Тяжелые волны тянут вниз, толкают в плечи. Толчки, толчки, волны тяжелого сна, глаза не разлепляются, организм ныряет обратно в сон… Опять толчки — просто какой-то шторм… Один глаз с трудом удается приоткрыть:

Мира убрала руки с моего плеча и поморщилась.

— Ну и запашок! Ерш хлебал? Куда отворачиваешься! — она поймала меня за плечо. — Просыпайся, я сказала!

Тон девушки не предвещал ничего хорошего. Я открыл второй глаз и сообщил ей:

— Я был в душевном раздрае… меня избила одна прелестная девушка… я спрашивал у мироздания, почему внешне прекрасные люди, часто отличаются подлыми повадками? В общем, у меня нервный срам… э-э… срыв.

— Надо было водку у тебя отобрать… пивом бы обошелся… срам, блять, у него!

— Фигу тебе! — я вяло потянулся и сунул руку за диван, где стояла недопитая бутылка.

Ничего там не было. Пошарил рукой, посмотрел — точно нет! Вот блин… обернулся к Мире. Та, ехидно улыбаясь, выставила две фиги:

— А тебе две!

— Ты что ли убрала? Отдай!

Она отрицательно качнула головой.

— Вы молодой человек слишком много пьете, для своего юного возраста.

— Слушай, ты мне, собственно, кто? Жена?! Расхозяйничалась тут! Давай, говорю!

В ответ, насмешливо поднятая бровь:

— Вот жена и будет давать!

— Ну, я сейчас поднимусь и сам найду!

— Лежать! — она сделала движение рукой и меня словно железным рельсом прижало к дивану. — Успокоился, быстренько! Успокоился?

— У-успокоился… — выдавил я с трудом и тяжесть исчезла. Ощупав на всякий случай ребра, кряхтя, приподнялся и сел.

В щель между небрежно задернутыми шторами с трудом пробивалось солнце. Кружащиеся на свету пылинки вызывали странные реакции — безудержно першило в горле, начали слезиться глаза, наверно вчерашний стресс давал о себе знать.

— Слу-ушай, ну будь человеком… — начал я давить на жалость, — ну грамм сто… это антигуманно, в конце концов!

Мира дернула плечиком.

— А гуманность — это не ко мне — я не человек.

— Не человек она!.. А кто, самка человека?

— Я Истинная! Но, это обсудим позже. Сперва мы тебя подлечим!

— Истинная кто? Истинная стерва?

— Помолчи, дуралей! Вот ты — ученый? Ученый чему?

— Это существительное такое есть в русском языке!

— Вот и "Истинная", тоже существительное. Полежи спокойно, сейчас станет полегче.

Она просто присела рядом на диван и замолчала. Через несколько минут, я с удивлением обнаружил, что муть, хаосом заполнявшая похмельный мозг, начинает оседать, мысли проясняются, возвращается логика суждений. Проявления тошноты и головной боли, тоже быстро ослабевали. В какой-то момент я почувствовал, что практически здоров. Сильное похмелье превратилось в легкое недосыпание, а злость на Миру — в сексуальное влечение к ней. Так и тянуло, погладить гладкое, покрытое золотистым загаром, колено, но я взял себя в руки.

— Ну что? — поинтересовалась девушка, — полегчало? Тогда приступаем…

— Мира… хочу тебе официально заявить. Я отказываюсь!

— В смысле?

— Отказываюсь от своего согласия. Не хочу я быть… кем там у вас… Наблюдателем! Вот.

— Ты чё, совсем? — по лицу девушки было видно, что она поражена до глубины души. — Я тебя рекомендовала… ты меня кем выставляешь? Никита, не будь мудаком!

— Вот, я и не хочу им быть.

— Блин, юноша, не испытывай мое терпение! Делай, что сказано!

— А то что? — продолжал дерзить я, — бить будете, тетенька? Сироту обидите, грех на душу возьмете?

Она всплеснула руками.

— Да что на тебя нашло?

— Ничего! Во-первых, извинись за вчерашнее!

— За что? — она растерянно хлопала глазами, — за тех мужиков?

— Мужики не вчерашнее. И пусть они останутся на твоей совести, или что там у тебя вместо нее. За гендерное и моральное насилие!