Я поморщился — слышимость в этих панельках: иногда кажется, что соседи, прямо у тебя в квартире живут. Голова туманная, будто с похмелья. Но такого среднего, светлого похмелья. Хотя, вроде, и не пил ничего, накануне. Впрочем, это неудивительно, как еще можно себя чувствовать в такой духоте? Жарища, даже дышать трудно… Стоп! Что за сон такой дебильный я видел? Ой! Кажется, это был не сон…
Я вдруг с ужасом, со всей отчетливостью, вспомнил последние секунды своей жизни. Во всех деталях вспомнил. Я умер. Меня убили! Я лежал на полу, с продырявленной грудью, а вокруг разливалась кровь… моя кровь! Где же раны? Рука! Я внезапно понял, что ощупываю грудь левой рукой. Поднес к глазам. Пошевелил пальцами. Что за притча? Я же ясно видел свою левую кисть, валяющуюся на полу, у ног сутулого нелюдя… Браслета на запястье не было.
"В последний раз я видел Вас так близко,
В пролете улицы умчало Вас авто…"
Голос был странно знакомым. Что за черт?! Я лежал на собственном диване, в своей же квартире укрытый простынею. Простынею, а не саваном.
Это что же… на том свете, такую же жилплощадь выдают, что и при жизни была? И в таком случае, как прикажете понимать, рай это или ад? Дверь на лоджию была открыта и оттуда доносился птичий гомон и крики играющих во дворе детей. Не слишком похоже на преисподнюю. Я приподнялся на локте, тщательно протер глаза и бросил взгляд в сторону висевших на стене часов. Без пятнадцати одиннадцать утра. Дверь в коридор прикрыта. А ведь это никакие не соседи… Это у меня на кухне.
"…Мне снилось, что теперь в притонах Сан-франци-и-иско,
Лиловый негр, вам подавал манто!"
— с чувством закончила девушка. Ей что-то сказал мужской голос. Она звонко рассмеялась в ответ. Я, наконец, узнал… нет, не может быть! Такого, просто, не бывает!
— Кто здесь? — получился полувыдох, полухрип. Речь давалась с трудом, слова словно застревали в горле. Меня услышали. Голоса на кухне замолчали. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула… Алена.
— Ты?.. — только и смог сказать я, — Как ты…
— Проснулся? — улыбнулась Алена. — Наконец-то! Силен ты дрыхнуть! Мы уж заждались… оголодали. Яичницу пришлось вот пожарить… У тебя кроме яиц ничего в холодильнике нет. Извинишь, что я у тебя тут хозяйничаю? — она подошла к дивану присела рядом на корточки.
— Как ты? — спросила сочувственно. Ее лицо теперь было совсем рядом. Широко расставленные, голубые ясные глаза, смотрели с каким-то сожалением. Я невольно отметил, какие они красивые, с радиальными лучиками и темными ободками вокруг зрачков. Она вдруг потянулась, словно хотела потрепать мои волосы. Среагировав на это движение, я невольно оттолкнул ее руку. Девушка потеряла равновесие и уселась на попу. Несколько секунд недоуменно смотрела на меня, а потом расхохоталась, забавно морща носик и прикрывая глаза.
— Как ты тут оказалась?.. Как я тут оказался?.. — закричал, вернее, хотел закричать, пересохшее горло выдавало лишь невнятный клекот, — я живой? Мы наяву или ты мне кажешься?
— Все по-настоящему, коллега… — раздался мужской голос со стороны кухни, — еще как по-настоящему!
Я поднял глаза и некоторое время вглядывался. Голова слегка кружилась. Со зрением были какие-то проблемы, даже напрячь глаза не хватало сил, удаленные детали размазывались в серую кашу. Мужчина в светлом, вошел в комнату, взял стоящий у стены стул, подошел к самому дивану и, поставив стул, сел на него закинув ногу на ногу. Я почувствовал, что у меня глаза лезут на лоб.
— Узнали? — усмехнулся человек. — Почему-то так и думал, что сразу узнаете. Как самочувствие? Понимаю… туман в мыслях, тяжелая голова… раздвоенность между сном и реальностью… Это последствия применения Третьей сферы. Мы его называем артефактом Мнемозины. Сейчас все пройдет. Маша, будь ласкова, принеси ему элексирчику. Ясность вашего разума нам понадобится, коллега. Разговор будет непростой!
— Что?.. какой сферы? Маша?..
— Ах, да… я же вам ее не представил. Мария Климонтович, моя дочь и единственная, насколько я знаю, женщина Наблюдатель.
Девушка одним неразличимым движением, легко вскочила с полу и сделала кокетливый книксен. Потом показала мне острый розовый язычок и поспешила на кухню. Рыжая коса колыхалась в такт ее шагам.
— Вот, значит, как…
— Именно! — сказал Климонтович, со значением подняв указательный палец. — От имени Наставников, сразу же должен принести вам извинения, за использование вас в качестве, как бы это сказать… приманки.
— Приманки…
— Ну, не совсем, но, в общем, где-то так…
Вернулась девушка. В руках она держала мою желтую кружку, из которой знакомо поднимался пар.
— А-а… — я вздохнул, — жидкий кислород… это уже даже не смешно, дежавю какое-то.
— Пейте коллега! Это придаст вам силы! Вы нам понадобитесь в трезвом уме и твердой памяти.
Я принял кружку из рук Марии и приложился к ней губами. Горьковато-кислая жидкость скользнула в пищевод. И сейчас же словно пелену сдернули с глаз. Мир вспыхнул неестественно ярким, тридцати двух битным цветом. Знакомые ощущения. Я даже прижмурился, чтоб не видеть аппетитных округлостей Машиных грудей, маячивших перед глазами.