Отпущение без грехов

Для Тони сняли небольшой домик на территории одной усадьбы. Там, в чистоте и тишине, на рассвете ее будили петухи, на крыльцо хозяйка ставила кувшин с парным молоком, миски с творогом, сметаной, лукошко лесной земляники. И однажды Тоня в своей обшитой деревом ванной с изумлением увидела в зеркале незнакомую женщину. Ее сила, свежая кровь, могучая женственность победили внешний облик скорби. Тело стало розовым, тугим, груди налились этим парным молоком, губы впитали цвет и вкус земляники. И настойчиво полезли нежно-золотистые корни естественных волос, отталкивая черноту и серебро. И Тоня обычными хозяйственными ножницами остригла все до этих золотистых корней.

Конечно, в отделе все ахнули, когда она вернулась в Москву. Деловая, несгибаемая из последних сил Гриша привезла с собой запах зеленого покоя, отблеск синей реки, свет горячего солнца. Она сама вдруг стала этим солнцем, примирилась, оттаяла, расцвела. И о последних силах уже не было и речи. Тоня вернулась к жизни и работе не потому, что так надо, а потому, что наконец нашла в том смысл и вкус.

Собираясь на эту вечеринку отдела, Тоня сокрушенно вздохнула, глядя на себя в большое зеркало. Конечно, тогда, после деревни, нужно было строго ограничить себя. Жестоко остановиться на сорок восьмом размере. Дело в том, что новые друзья-фермеры не оставили ее без заботы и в Москве. Ей возили все то же густое и вкусное молоко, творог, сметану, ягоды из-под лесного куста. Само собой возник вопрос о смене гардероба. А другие вещи Тоня покупала уже с другим настроением. И это были уже не костюмы унисекс, а одежда, подчеркивающая женственность, которую все равно уже ничем не скрыть. А остановиться с размером…

Была постоянно такая мысль, силы воли у Гриши хоть отбавляй, но как-то не захотелось. Не вписывались ограничения в ее новое открытие собственной жизни. Оказалось, по ней можно идти, не преодолевая чудовищную боль. Оказалось, в ней полно маленьких, ежедневных, но вовсе не будничных радостей, о которых взрослой женщине с прошлым до сих пор было неведомо.

Тоня научилась сладко спать и получать удовольствие от вкуса еды. Нет, она на самом деле ест очень немного, но все, что в удовольствие, то перемешивается с покоем и нахально откладывается на бедрах, поднимает грудь. Да и животик давно пора подкачать в тренажерном зале. Вот только где время взять на такие нелепые дела.

Антонина постаралась посмотреть на себя взглядом со стороны. Нет, мало кто назовет ее толстой. Разве что какие-то бабы-завистницы. Это уже не сорок восьмой, но еще и не пятидесятый. А синее платье обрисовало вполне себе красивую фигуру. Волосы цвета крем оттеняют круглое лицо с нежной розовой кожей, ямочками на щеках. Тоня подвела тушью ресницы, и голубые глаза стали глубже, налились томной нежностью.

Принимайте, дамы и господа, вот такую начальницу Гришу. Она улыбнулась себе и подумала о том, как хорошо быть совершенно свободной – от любых мнений, вкусов и требований. Тоня выглядела и чувствовала себя как «сама себе хозяйка». Что может быть важнее для женщины, если она личность.

В большом конференц-зале с накрытыми столами и столиками для фуршета, стойками бара все были уже в сборе. Мужчины пришли в костюмах и рубашках с галстуками. Женщины были и в вечерних платьях, и в джинсах, в которых пришли с утра на работу.

На широком подоконнике сидел известный исполнитель стихов Бродского под гитару на свои мелодии. Тоня направилась к нему, чтобы поздороваться и договориться о времени выступления, и по пути вдруг запнулась, как будто ее позвали. Но то был просто взгляд Рустама, постпреда фирмы в Грузии.

Они не виделись больше года. У Рустама болела и умерла от рака жена. Он брал длинный отпуск за свой счет. Значит, сумел наконец приехать.

Тоня подняла руку в знак приветствия и подумала, как всегда, при встрече с ним: какое значительное, некрасивое, а прекрасное у него лицо. Как на портрете Веласкеса.

За столом они оказались рядом. Он шутил, наливал ей вино и легко сказал, смеясь:

– Как же я соскучился по тебе, Гриша. Я не знаю ни одной женщины, с которой приятно говорить, как с умным мужчиной. А выглядишь ты сейчас, как будто вошла со своими горестями в живую воду… А вышла богиней. Честное слово, я сейчас не шучу. Но раньше я даже по телефону натыкался на твои колючки и боялся сам больно зацепить тебя.

– Ладно. Отвечу по восточному обычаю таким же комплиментом. Мне с женщинами в принципе некогда и не очень интересно трепаться. Вот так, как с тобой, – ни о чем. И для меня ты тоже особый человек. Когда у тебя все случилось, я не могла найти слов. Просто знала, что не бывает таких слов. Я рада тому, что ты приехал.

Певца они слушали, стоя в эркере большого окна. Темное небо прорезал узкий месяц.

– Тоня, – вдруг мягко произнес Рустам. – Я пришел сюда от гостиницы пешком. Ты, наверное, приехала на машине. У меня вопрос: мы пойдем ко мне или поедем к тебе?

Они поехали к ней. Когда выходили вместе из зала, все старательно делали вид, что этого не замечают.