Отпущение без грехов

Я знаю хорошие магазины, не раз попадалось то, что нужно, настоящий бренд, отличные ткани. У любой девушки должно быть хоть одно по-настоящему дорогое платье. Один раз я почти купила наряд из последней знаменитой коллекции: Маринка в нем была бы как Дюймовочка в цветке. У меня бы как раз хватило. После праздников зарплата. Но…

Цена на лекарство из Швейцарии, стертые подлокотники инвалидного кресла, сезон ягод и прочих витаминов, а главное, суды и адвокаты в борьбе за квартиру… Нелепо тратить такую сумму просто на тряпку. И я приняла самое мудрое решение в своей жизни.

Поехала в один маленький хитрый магазинчик и нашла там классную китайскую подделку того платья от Диора, которое видела недавно в каталоге. То был синий шифон с ручным кружевом и розовыми жемчужинами. Здесь то же самое до мелочей, только это синтетика и жемчуг фальшивый. Хотела бы я видеть эксперта, который сразу определит. А в нашем случае синтетика лучше: не мнется и хорошо стирается.

В день рождения Марины Галина должна была вернуться поздно: она представляла чьи-то интересы в запутанном деле.

Я обсудила с ней по телефону нашу идею. Она сначала испугалась, потом согласилась:

– Наверное, это хорошая идея. Лучший подарок девочке, я сто лет ее никуда не возила: нет времени, тяжело выбираться, да и с настроением всегда не очень. Если ты думаешь, что справишься…

– Будет трудно – вернемся. Какие проблемы. В любом случае будем на связи.

Я приехала за Мариной часов в пять вечера. Жильцы «Вороньей слободки» смотрели на меня с тупым недоумением в коридоре.

Черт, какое-то Зазеркалье, а не квартира. Хорошо хоть, те буйные квартиранты, о которых рассказывала Галина, не попались.

В комнате я поставила на стол торт и шампанское:

– Это потом с мамой отметишь, она поздно приедет. А мы начинаем собираться.

Платье – все из синих, мягких лепестков – окутало Марину, как морская волна большую белую жемчужину. Глаза ее сразу стали глубокими и синими.

Я чуть подвела ресницы тушью, ее губы подмазала золотисто-розовой помадой, причесала русые прямые волосы, открыв чистый лоб. И восхитилась результатом. Это не я – Венера Боттичелли. Я – обычная, здоровая, грубоватая телка. А Марина в лепестках – видение, ангел.

– Ты только перестань волноваться и трястись, – сказала я ей. – Нам нужно решить главную проблему: мы кресло берем или справимся так?

– Мы справимся, – решительно ответила Марина. – Я же говорила: я могу ходить, просто плохо чувствую ноги: могу промахнуться, завалиться. Но если буду держаться за твою руку, то никто ничего не заметит. Только… Если увидим, что на меня смотрят, как на калеку, вернемся домой, ладно?

– Ладно. Сказала бы я тебе, кто такие калеки и как много их среди тех, кто хорошо чувствуют ноги, – но это длинный разговор. Как-нибудь потом. Пошли.

Главным моим подарком был как раз этот вечер. Разумеется, я не пустила выбор ресторана на самотек. Слишком хорошо знаю публику в тех пафосных местах, куда самое последнее ничтожество приходит пустить пыль в глаза таким же и почувствовать себя уважаемой личностью за свои бабки. Да, таким безмозглым, жирным и сытым может помешать отдыхать больной ребенок. Если кому-то станет плохо на их глазах, они вызовут полицию, чтобы убрали нарушителя. Нет, у меня все было под контролем.

Как-то познакомилась с отличной женщиной в Сети. Нашлись общие темы – защита животных, одежда, духи, рецепты пирожных. И вдруг узнала, что Мария – известный в мире ресторатор. У нее небольшие уютные и красивые ресторанчики в Питере, Москве, в Италии, Франции. Повара-итальянцы, коллектив единомышленников, публика проверенно интеллигентная. У Марии титул самой влиятельной женщины Санкт-Петербурга. Сидеть часами в ресторане – это не мое занятие, но как-то вырвалась. Получила настоящее удовольствие. Вот туда мы с Мариной и поехали. Мария, конечно, была в курсе.

Даже не стану рассказывать, как нас там встретили, как усадили, какую прелесть подавали. Когда черноглазые итальянские музыканты пришли к нашему столику петь серенаду, глядя только на Марину, у меня спазмом сжало горло.

Девочка была счастлива, как, наверное, никогда.

Вот после этой серенады Марина вдруг вспомнила о своем отце.

– Папа не всегда был таким, – сказала она. – Мы с ним были в Италии. Я думала, он меня любит.

– А что ты знаешь о разводе родителей? – спросила я. – Я думаю в последнее время: не встречалась ли моя мать с твоим отцом еще при жизни папы. Вспоминаю последние годы папы, и мне кажется, мама ему изменяла. И Галина что-то говорила об изменах.

– Я многое знаю, – ответила Марина. – Стала все замечать, когда заболела. Знаешь, если человек не может ходить, как другие, если у него нет друзей и развлечений, он живет глазами, ушами, кожей, сердцем. А оно вздрагивает от каждого удара словом или взглядом. В нашей квартире было много людей, они все перестали меня замечать, как мебель. Я слышала разговоры по телефону, ссоры родителей. Не знаю точно, одна женщина была у папы тогда, четыре года назад, или разные, но точно кто-то был. А он любит твою маму?