Отныне я – странник

— Отец, я уже говорил, что одной народной любви, для правителя мало. За ним должна быть сила и победы. А Иван Алексеевич, неспособен на такое.

— Нет, сынок, ты меня слушай, я в жизни больше понимаю, чем ты. Грядут лихие времена и надо делать свой выбор. Все твердят, что Пётр своего брата травит, чахнет он наш царь. Милославские говорят, что от тех ядов старший царь стал совсем дряхлым, плохо видит и поражён параличом. А всё потому, что младший брат, своих лекарей-убивцев недавно к нему приставил.

— А вот теперь Матвей батькович, послушайте меня. — Юрий даже встал с дивана, на котором он сидел рядом с тестем. — Про здоровье Ивана Алексеевича, я знаю получше вас, папа….

Видя, что отец Ульяны вспылив, хочет вскочить, Гаврилов придержал его рукой и продолжил:

— … Этот лекарь-убивец — наша Елизавета Семёновна. Вы можете её обвинить в том, что только сказали? А не верите моему слову, пошлите людей к московскому воеводе. Он знает, кто царя травил.

Но сейчас, «достучаться» до разума стрельца было невозможно. Он, побагровев от возмущения, и ухватившись обеими руками за рукав удерживающей его руки, твердил только одно:

— Ты, на меня, руку поднял! Щенок неблагодарный! …

Юре пришлось немного тряхануть своего родственника за шиворот и, выделяя каждое слово сказать:

— Ой, батя, не время сейчас выяснять, кто на кого руку поднял. Давай для начала, с отравлением старшего царя разберёмся. Поверь, перед лицом надвигающейся опасности — важно на Руси внутри усобицу не допустить. Коли удастся нам это дело миром, или малой кровью решить то я, прилюдно перед тобой повинюсь.

— Прилюдно не надо. Не к чему «сор из избы выносить». Коли дело окажется, так как ты говоришь, то мы после — посемейному поговорим с тобой зятёк. За такой проступок, спрос с тебя будет очень строгий.

Через пару минут, Матвей выглядел успокоившимся, но взгляд всё равно продолжал жечь Юрия возмущением и немым укором. И Гаврилов, тяжко вздохнув, согласился на условия примирения. После чего, поведал тестю свою недавнюю эпопею (немного скорректированную), включая и то, каким жидким на расправу оказался боярин Смирнов. Стрелец, слушая этот рассказ, всё сильнее хмурился: желваки и складки на лбу, «жили своей жизнью» — выдавая всё, что творилось в душе старого вояки. Даже после того, когда его зять замолчал, он какое-то время сидел, смотря в одну точку. Затем прокашлялся и заговорил немного осипшим голосом:

— Не приведи господь, чтобы вышло то, что задумали для нас эти нехристи. Кровушки прольётся немало. Да только, Петруха сам виноват, сам к этим антихристам морду воротит. Вот и сломал шею от излишнего усердия. А всё его блуд виной, все знают, что он на слободке, у Лефорта, к распутнице Елене Фадемрех бегает. Вот и сбила его немка с пути истинного… И это при живой то матушке Евдокии Фёдоровне, тьфу, пёс шелудивый. Ой, всё равно, погубит он Русь матушку….

— Так что отец? Не поможешь мне правду до всех твоих знакомых донести? — Юра, с надеждой посмотрел на отца своей жены.

— А может наша Лизавета выходит Ивана Алексеевича? — Ответил он встречным вопросом.

— К сожалению нет. Уж слишком сильно яды подорвали и без того слабое царское здоровье. Одно знаю твёрдо, если бы не Елизавета Семёновна, то давно бы уже похоронили Ивана. А так, она продлит его жизнь, насколько ей господь позволит. И не более того.

— Да, не думал, что до такого лихолетья доживу. И что, сам буду отпрыску Нарышкиных помогать. Тьфу житие… окаянное.

— Так что батя, могу я на твою помощь рассчитывать? Аль нет?

— Хорошо, сделаю что смогу, а по началу, извинись передо мной, как это положено….

Поутру, Юра, как и обещал, встретился с Адисом. И спустившись с ним в подземные хранилища — где хранились штуцеры местного производства. Где, выбрав наугад ящик с оружием, Гаврилов скопировал его. Затем, обернувшись к старому другу, держащему факел, посоветовал:

— Андрюха, ты сейчас пойди, погуляй, — ты сам прекрасно знаешь, насколько опасно для окружающих то, что я собираюсь сейчас делать.

Тот радостно заулыбался и поспешил покинуть подземное хранилище, догадываясь, что сейчас будет здесь происходить. Ну а Юрий, выждав для надёжности, несколько минут, проделал то, отчего так тщетно хотел отказаться.

— Ну что Андреевич, у тебя на одно подземное помещение, битком забитым оружием, стало больше. Но не расслабляйся, лишнего вооружения не бывает. Если что, пусть оно будет с запасом. — Обратился Витальевич к другу — ожидавшему его возле выхода из музея. — А я, опять иду к семье. Надо к крестинам готовиться….