В вагоне мы сидели друг напротив друга, держались за руки и пытались объяснить наш поцелуй как защитную реакцию на смерть того старика на пароме.
Больше – никаких поцелуев. Весь день мы дружно работали, с удовольствием пообедали, а вечером, расходясь по своим комнатам, лишь обменялись взглядами.
Пока я была в Лиссабоне, Маркуса словно подменили. Он стал со мной мягче и ласковей, приехал встретить нас в аэропорту. Когда я, толкая коляску с уснувшим Билли, вышла в зал, Маркус стоял у ограждения; вид у него был измученный. Меня кольнуло: оставила его одного как раз тогда, когда у него столько работы. Мы обнялись.
– Ты хоть иногда отдыхал?
– Работы – уйма. Мы тут можем где-нибудь пообедать? Дома есть нечего.
– И ты весь день не ел?
– Ну, практически… – Он виновато улыбнулся.
Мы нашли в аэропорту ресторан, и Маркус ел суп, мясо и яблочный пирог, не сводя глаз с Билли. Никак не мог дождаться, пока тот проснется.
– Как родители?
– Прекрасно, оба, а от Билли они просто без ума. Каждый день с ним гуляли, пока я работала. Папа считает, что катать коляску – лучше всякой зарядки.
– Фотограф хорошо справился?
– Прекрасно, весь выкладывался. Снимки будут нечто.
Мне не хотелось рассказывать о Гекторе. Я знала, что если скажу еще хоть слово, не выдержу взгляда мужа, и потому не упомянула даже о смерти старика на пароме. Это было событие из тех, которые вырываются за рамки привычной жизни и которое я запомню навсегда; наше с Гектором совместное переживание. Именно из-за него у нас возникло чувство, будто мы сто лет знакомы, и именно оно привело нас к тому незабываемому запретному поцелую.
И все же мне было неприятно, что между мной и Маркусом возникают тайны и недомолвки.
Билли наконец проснулся, и Маркус попросил:
– Дай его мне.
Он обнял сына, поцеловал в обе щеки.
– Мальчик мой, как же я по тебе соскучился!
Потом мы приехали домой и сидели на кухне. Посередине стола стоял мой любимый зеленый кувшинчик. Маркус его склеил.
– Спасибо тебе большое! Он совсем как новый.
– Ну… почти.
Я порылась в сумке, достала пакет и протянула Маркусу.
– Это тебе. Нашла в магазине в Лиссабоне.
Маркус открыл пакет и вынул прозрачный камень. Снаружи он был неровный и шершавый, а внутри весь переливался сверкающими искорками. Я нашла его в день отъезда и решила, что Маркусу понравится контраст между грубой поверхностью и сверкающей сердцевиной.
– Мне нравится. Спасибо.
– Можно его держать на столе, например, в качестве пресс-папье.
Фотографии у Гектора получились замечательные. Он прислал их тем же утром. Некоторые просто очень красивы, другие поражают необычностью – результат его своеобразного видения мира. Наш главный художник, который оформляет путеводитель, решил поместить один из этих снимков на обложку первого выпуска. Свои портреты я никому не показывала.
Накануне моего отъезда Гектор предложил опять отправиться на пароме на другой берег.
– Чтобы изгнать воспоминания о печальном событии.
Мы сидели на скамье на палубе и любовались видом Лиссабона. Из-за предстоящего отъезда город казался мне особенно желанным. Я отлично понимала, почему маме так хотелось сюда вернуться.
– Мне нравится вон та церковь. – Гектор повел рукой в сторону поблекшего фасада. – Грустно – вблизи видно, что камень крошится, а фрески внутри осыпаются.
Он отдал мне два больших конверта. В одном были контрольки Вифлеемской башни, монастыря и объектов в Порту и Синтре. В другом – шесть готовых фотографий: я на пристани на фоне Вифлеемской башни. Одна была наклеена на кусок картона.
– Вот эта мне нравится больше всех, – сказал Гектор.
Убрав фотографии в стол, я занялась правкой статьи. Путеводитель начал обретать черты, и Аиша, слава богу, вернулась из отпуска. Сотрудников моя идея воодушевила, да и сама я чувствовала себя увереннее, хотя Филип все еще держал дистанцию.
Около шести, когда я собралась уходить, в кабинет сунулась Аиша.
– Кэти, там, внизу – Эдди, спрашивает тебя.
– И как он?
Аиша была знакома с Эдди; она состроила гримасу.
– Боюсь, успел выпить.
– Черт!
Я быстро заперла дверь и поспешила вниз.
Меньше всего мне хотелось, чтобы пьяного Эдди застукал Филип или кто-нибудь из моих сотрудников.
Он с дурацкой ухмылкой раскинул руки и попытался меня обнять.
– Милая моя Кей…
Пришлось с ним обняться; от него пахло спиртным. Именно в этот миг по лестнице спустилась Хейя. Я высвободилась из его рук.
Он снова меня схватил и забормотал:
– Не уходи, не уходи…
Хейя не могла не понять, что он пьян. Она чуть задержала на нем взгляд, кивнула мне и, не сказав ни слова, вышла на улицу к своей машине. Мне было неловко и стыдно: и так ужасно не хотелось, чтобы кто-то увидел пьяного Эдди, но чтобы еще и Хейя, эта снежная королева… Я прошипела:
– Не смей заявляться ко мне на работу!
– У меня для тебя грандиозная новость!
Хейя вырулила со стоянки.
– Не здесь, – выдавила я сквозь зубы и потащила его подальше от редакции, в парк.
Мы сели на скамейку.
– Я получил шикарный заказ. Реконструкция огромного сада в Кенте. Хозяева – богатые, работы – на несколько недель. Заработаю кучу денег.