Компания в полном составе покинула дом. Но только через пять минут, убедившись, что территория свободна от посторонних, «дети подземелья» покинули убежище. Катю качало, она была бледна, как моль. У девушки совсем не осталось сил. Он довел ее до софы, она свалилась замертво, молитвенно воззрилась в потолок. Он сбегал в сени, запер дверь на задвижку, проверил вид в окне.
– Вот это да… – зачарованно прошептала Катя.
– Да уж, не хухры-мухры, – согласился Павел. – Они еще вернутся, слышала? Они всегда возвращаются. Если придут, то ты выходила гулять на пруд – прошла переулком, сквозь заброшенный участок – и так далее. Пьяная была, не помнишь. А я в это время спрячусь в облюбованном месте. Доходит?
– Угу, – пробормотала Катя и уснула.
Она очнулась в районе трех часов, в панике вскинула голову, посмотрела на часы. Какой ужас, это не сон, это явь! Она лежала в собственном доме, будь он неладен. Вскочила, вся взъерошенная – и внутри, и снаружи, вцепилась в подлокотник. Масса вопросов в голове: что, где, когда? Вроде целая, одетая, никуда не привязанная, но в голове большой переполох. На улице было тихо. В горнице тоже никто не работал дрелью. Солнце сдвинулось по небосклону, зашло за крышу, и в доме властвовал полосатый сумрак. Ветка рябины за окном совершала монотонные колебания, и по полу ползали прерывистые тени. На столе возвышался пакет с едой, какая-то посуда. Сумочка пребывала в целости и сохранности. На ногах ее были ботинки на тоненькой подошве, купленные на распродаже неделю назад. Очень странно, когда она укладывалась спать, ботинок на ногах не было. На табуретке в зоне полумрака кто-то сидел и смотрел на нее. В горле стало сухо. Она всмотрелась. Мужчина подъехал ближе вместе с табуреткой. Из полумглы проявилось осунувшееся, гладко выбритое лицо с резко обрисованными скулами. Волосы индивидуума были пострижены – не идеально, но терпимо – и зачесаны назад. Густые брови, сеточки морщинок в уголках глаз. Глаза источали свинцовый блеск. Он в принципе улыбался – не очень уверенно, не очень открыто, но нормальной человеческой улыбкой. Глаза притягивали, в них было что-то магнитное. Одежда на субъекте тоже была незнакомая – мятая рубашка-поло, замшевая жилетка поверх рубашки, джинсы с заплатами. Катя принюхалась, поводила носом. От мужчины не пахло. Разве что немножко – нафталином.
«Что это со мной? – подумала Катя. – Привожу домой кого попало».
– Ты… – начала она. – Вы… – и запнулась.
– Тот парень ушел, – хрипловато вымолвил мужчина. – Теперь я за него.
– Я спала? – тупо спросила она.
– Спала, – кивнул собеседник. – По обоюдному, так сказать, согласию сторон.
– Но что случилось? Ты решил сменить имидж?
– Да. – Улыбка стала шире и ярче. – Я подумал, что предыдущий имидж тебя чем-то не устраивал. Надоело быть бомжом, – более популярно объяснил Павел. – Ты уснула, я нашел чудовищно опасную бритву, ржавые ножницы, огрызок зеркала… На всю операцию ушло пятнадцать минут. Потом я принял ванну… – Ее глаза недоуменно блеснули. Он объяснил нормально: – Точнее говоря, я принял бак. Не тот, про который ты подумала, другой. Он стоял в сенях, под грудой необходимых в хозяйстве вещей. Обычный хозяйский бак – когда здесь жили люди, им ежедневно пользовались. В баке была вода. За много лет она протухла, зацвела, но вода, знаешь ли, и в Африке вода. А одежду я нашел на чердаке в старом комоде. Она была сложена аккуратной стопочкой и почти не испортилась. Здесь жила хозяйственная женщина.
– Да, это покойная бабушка моего покойного мужа… Она скончалась на стыке тысячелетий…
– Как видишь, все прозаично. Как во сне?
– Спасибо, там все хорошо… Спецназ не приходил? – задала она еще один глупый вопрос.
– Нет, они сказали, что придут позднее. По этому случаю – обрати внимание, – он показал на открытую крышку подпола, – все мое хозяйство находится внутри. Как только раздастся вкрадчивый стук, я должен скатиться вниз и захлопнуть крышку. Тропинка протоптана. На это уйдет секунд пятнадцать. А тебе придется впустить гостей, и тогда уж сама решай, будешь меня закладывать или нет. Честно говоря, я устал с тобой воевать. Сама определись, чего хочешь.
На женское чело улеглась тень нерешительности. Она уперлась взглядом в пустую коньячную бутылку. До текущей секунды она удачно сливалась с «продуктовым набором».
– Ты выпил весь коньяк? – забеспокоилась Катя.
– Мне было скучно, – смутился Павел.
– Но это мой коньяк!
– Не кричи. – Он приложил палец к губам. – Коньяк – дело наживное. Он силы дает. Я вчера и сегодня не только воевал и с тобой отношения выяснял, но и почти не спал. Извини, но твою сырокопченую колбасу я тоже съел.
– Ты пользуешься моей беззащитностью, – расстроилась Катя. – Как твоя рана?