Я понимал, если он настороже, то должен бы держаться подальше от публичных скандалов. Тем более что речь шла о какой-то бутылке. Возможно, о той, которую он только что держал. И возможно, даже наверняка, он разглядел меня в эпицентре этого скандала. И кое-что сообразил. А значит, больше я его не увижу. По крайней мере, сегодня. Но его бутылку я уже никому не отдам!
Я стоял и молчал, глядя, как приближаются ко мне здешние администраторы, подкрепленные постовым милиционером.
Оставалось спокойно их дожидаться. И биться за бутылку до последнего, как бы смешно это ни выглядело…
Потом я увидел Светлану. Она стояла и смотрела на меня исподлобья. Тоже старалась понять, что происходит.
Я показал им свой документ. Милиционер пристально, несколько раз сверялся с моей фотографией. Уборщица смотрела и тоже сверяла через его плечо.
– Сообщите своим, пусть оцепят здание театра, – сказал я.
– Вы с ума сошли! – сказал мне администратор, похоже, самый главный. – У нас премьера! У нас дипкорпус, депутаты, министры…
– У вас здесь убийца, – перебил я. – Хотите большого скандала со стрельбой?
– Хочу, чтобы ему дали спокойно уйти, – сказал он непререкаемо. – Будете задерживать его в другом месте. Здесь должно быть тихо. Без стрельбы. Вы поняли меня? – Это он уже сказал милиционеру.
Тот пожал плечами, глядя на меня.
– А бутылка вам зачем? – спросила уборщица.
Я не ответил. Я быстро спускался вниз к выходу. Милиционер бежал за мной следом.
– Здесь только что выходил высокий мужчина со шрамом на переносице? – спросил я пожилого вахтера.
– А выходил, – кивнул тот. – На ходу одевался, кашне уронил. Я кричу ему: мол, кашне потеряли! А он не слышал. Вскочил в такси и укатил. Номер такси, врать не буду, не видел. Мимо как раз проезжал. Так-то не дождешься, когда нужны… А что, очень нужен? – спросил он милиционера.
– Разыскиваем, – важно ответил тот, не скрывая, впрочем, облегчения.
Я взял кашне. Повертел и так и этак. Толку от него… Впрочем, еще не все потеряно. Такси в Москве не так много. При желании, если он не выскочил, можно отыскать.
– Свяжитесь со своим начальством, только быстро! – сказал я.
Милиционер забормотал в свою рацию позывные. Потом протянул мне аппарат.
– По поводу операции «Трал», – сказал я. – Срочно найти и задержать такси с неустановленным номером. Разыскиваемый преступник сел в него около пяти минут назад возле Театра Станиславского на Пушкинской. В какую сторону поехали? – спросил я швейцара.
– В сторону… – он махнул неопределенно рукой.
– В сторону бульварного кольца, – перевел я его жест. – Одет… – Я снова взглянул на швейцара.
– В пальто, такое темное, кожаное. Без шапки.
– Одет в кожаное пальто, черное, с непокрытой головой. Вполне соответствует розданной вам оперативке.
– И без кашне, – подсказал швейцар.
– А вы сами-то кто будете? – спросил голос в рации.
– С вами разговаривает следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович, – сказал я. – Не теряйте времени! Он может поменять машину. Ваш сотрудник, предоставивший мне рацию, смотрел мои документы.
– А ну-ка дайте мне его. – На том конце эфирной связи явно не торопились.
Я понимал, что шансов мало. Можно, конечно, перекрыть все шоссе, выходящее на кольцевую. Остановить все такси. Но он не дурак. Он уже вылез и добирается до своего жилья общественным транспортом. Бутылка кока-колы, отвоеванная в неравной борьбе с уборщицей, плюс кашне, это все, что я имею. Это немало, но главного я не сделал: мне не удалось задержать подозреваемого.
Я вошел в подъезд. Светлана по-прежнему стояла наверху, дожидаясь меня. Из нее получилась бы замечательная жена. Раз ее спутник так себя ведет, стало быть, по-другому никак нельзя.
И снова, в который раз, она взяла меня под руку. Молча, как если бы ничего не случилось. Я прижал ее локоть к себе.
Она шла со мной, опустив глаза, через строй любопытствующих служителей музы.
– Я говорила с Аллой, – сказала она, когда мы вошли в зал, где вовсю гремела опера. – Она ждет вас после окончания спектакля.
Я сидел с ней рядом, почти ничего не слыша и не стараясь разобраться в происходящем на сцене. Мне бы разобраться в себе.
Сегодня я мог бы поставить себе четверку. Все могло сложиться куда бы лучше, если бы не эта ретивая уборщица. Вернее, если бы ей нормально платили, и она бы не собирала стеклотару.
Я сидел и ждал, когда страсти на сцене улягутся, а мои разгорятся. Я не желал думать, что Светлана должна вот-вот уйти. Раз она сказала, что оперная прима, знающая Горюнова, нас ждет, то вполне возможно, что отложила назначенную встречу в «Метрополе».
– Вот тебе деньги, – протянула она мне сотню баксов. – Сходи тут рядом за угол и купи цветы… Только быстро! – поморщилась она, видимо ожидая моего протеста. – Я все знаю о твоей зарплате, о том, что ты получку отдаешь жене. Это от нас двоих. Только чайные розы, ее любимые, и самый большой букет. Должно хватить…
Мы как раз аплодировали, вместе со всеми стоя, а она говорила мне это все на ухо непререкаемым тоном.
На сцену летели цветы. Алла, теперь я знал, как она выглядит на самом деле, ловила их…