Отмороженный

– Ты не сделал мне ничего плохого, – сказала она спокойно. – Ты хороший мальчик. Плохо поступила только я. Тебе ведь мама говорила про меня? Только честно. Говорила?

Он кивнул. Губы по-прежнему дрожали, и он даже не пытался этого скрывать. Напротив, старался, как в детстве, разжалобить. И этот отрок пойдет в армию? Его еще надо кормить с ложечки, он сам не может толком надеть презерватив… Валерочка, одним словом. Таким и останется.

– Вот так и порешим, – сказала она. – Мой муж вернулся. Я ждала его. Ты чем-то похож на него. Но только внешне. Понимаешь?

– Я убью его! – крикнул он срывающимся голосом.

Она вздохнула. Ну все ясно. Мальчик насмотрелся с детства всевозможных оперных драм. Для него не существует других геометрических фигур, кроме треугольников, в которых кто-то, ставший третьим лишним, разрешает свои проблемы с помощью кинжала. Для него, под крылом чадолюбивой и преданной театру мамы, жизнь стала все той же оперой, где он жаждал играть главную роль.

– Глупости. Никого ты не убьешь, – сказала она. – Ведь ты никогда никого не убивал? – Она внимательно посмотрела на него.

Он отрицательно помотал головой. А Паша убивал, подумала она, наверное, он очень многих уже убил. Правда, пока никого из тех, кто становился третьим. Сережу Горюнова в том числе… Хотя и мог бы. Но не захотел.

– Будь умным мальчиком, – сказала она. – Потом встретишь свою девочку, сам скажешь мне спасибо. У нас и так все очень далеко зашло. Ну же! Ну все, все… – Она отвела его руки. – Иди одевайся. Только сначала прими душ. Валерочка, ты слышал, что я сказала?

Она и душ приучила его принимать. Ребенок совсем не привык к чистоте и опрятности. Все-таки сказывается, что рос без отца.

А уж в постели – сплошной мужской эгоизм, который она с таким трудом преодолела. Всему приходилось учить, начиная с искусства освещения «действующих лиц и исполнителей».

– Договорились? – спросила она. – Ну, Валерочка, милый…

– А если он о нас узнает? – спросил он, выказав этими словами и мученическим видом некую надежду, в которую сам не верил.

Алла выдержала эффектную сценическую паузу. Пусть мальчик немного поумирает от неопределенности.

– Ну тогда… может быть. Если, конечно, не вызовешь во мне аллергии своим нытьем.

Оказывается, как немного нужно подобным ему для счастья. Его лицо вспыхнуло, стало почти младенческим, глаза засияли.

И его снова пришлось оттолкнуть, когда он полез с поцелуем.

– Ну в последний раз! – просил он. – В самый последний…

– Ну все, все. – Она оттолкнула его от себя. Причем не слишком сильно. Все-таки благодаря ему она еще чувствует себя молодой и привлекательной. И он не желает смотреть на этих расплодившихся в последнее время телок с распущенными волосами и циничными взглядами на жизнь.

…Она еле отделалась от него. Боялась опоздать. Машина какой уже день стоит без ремонта, и потому каждый раз приходится ловить частников, а там попадаются всякие. Липкие, противные, настырные, не берут денег, только дай телефон. Сколько раз давала наобум, не представляя, что будет, если попадется такой вот снова. До сих пор везло.

Она приехала даже чуть раньше, чем договаривались. Небольшое кафе в районе Бронной. Стояла и ждала, покусывая от волнения губы и пальцы – дурная привычка, оставшаяся с детства. А он пришел совсем не с той стороны, с какой она его ждала. Узнала его сразу, подумав при этом, что даже издали он сильно смахивает на фоторобот.

Павел испытующе посмотрел на нее, а она, всхлипнув по-бабьи, припала лицом к его груди, чтобы скрыть глаза с закипающими слезами. Они пошли в кафе, она держала его под руку, прижавшись к его плечу. Отметила про себя, что он спокоен, что не оглядывается и не озирается, хотя не может не знать, какая на него сейчас идет охота.

Но как ему об этом сказать. Пожалуй, будет лучше, если он скажет сам.

В кафе на них сразу же обратили внимание. Вернее, на нее. Алла подумала, что не стоило так уж наряжаться и краситься.

Она рассеянным взглядом окинула посетителей. Похоже на какое-то сборище. Крутые бритоголовые парни, девушек почти не видно.

– Пойдем отсюда, – тихо сказала она Павлу.

Он пожал плечами, сел за свободный столик. Неужели не боится?

– Как прошла премьера? – спросил он, рассеянно глядя в меню.

– Ты ведь там был? – полувопросительно сказала она.

– Был, – кивнул он. – В антракте пришлось уйти.

– Как ты не боишься… – покачала она головой. – Ходишь у всех на виду.

Он внимательно посмотрел на нее. Значит, она все знает. А если знает о том, что он был на премьере, то сообщили ей об этом те, кто его ищет.

– Видела мой портрет? – спросил он, чуть улыбнувшись. – Похож, правда?

– Я могу помочь, я умею гримировать. Поменять прическу. Очки…

– И станешь сообщницей.

– Я уже ею стала… – сказала она, потом спохватилась, полезла в сумочку.

– Только не сейчас, – остановил он ее. – И не здесь. А сообщницей ты станешь, если не донесешь о нашей встрече.

Она испуганно посмотрела на него. Он напряженно улыбался.

Все– таки он здорово изменился. Исхудал, круги под глазами. И это постоянное напряжение, выдающее его с головой -для внимательного взгляда, конечно.