Здесь проживали около 100 тысяч человек, из которых 40 тысяч работали на построенных Мальцовым предприятиях. Двадцать пять (!) крупных заводов — чугунолитейных, железоделательных, механических, паровозо-вагонных, винокуренных, пивоваренных, лесопильных, кирпичных, фаянсовых и т.д. — и 130 обслуживающих их предприятий составляли единый промышленный комплекс.
Тут велась разработка каменного угля и торфа, чтобы уменьшить вырубку лесов. Мальцов лично спроектировал и построил в 1877 году узкоколейку в 300 километров, чтобы связать все свои заводы воедино. По его же чертежам и на его же заводах были изготовлены паровозы и вагоны. Дорога постоянно прирастала новыми ветками, к началу XX века по ней перевозили свыше трех миллионов тонн груза и до полумиллиона пассажиров. Все районы были объединены единой телеграфной сетью, на ведущих предприятиях появились и телефоны, чего тогда не знала даже Европа.
Это была мини-страна с поразительно высокими стандартами жизни. В 1860-е годы простой доменный рабочий на заводах Мальцова зарабатывал 18-25 рублей в месяц, тогда как на государственных военных заводах старший мастер получал не больше 15-20 рублей. «Таких зарплат, как на заводах Мальцова, — отмечал в 1862 году в донесении министру внутренних дел один из инженеров, — я не встречал ни на одном заводе и нахожу, что они даже выше получаемых на германских заводах»[37].
Калужский губернатор отмечал, что «род Мальцовых до настоящего времени поддерживает совершенно особые отношения между хозяевами и рабочими, свойственные не спекулятивно-промышленным предприятиям… Отношения эти чисто патриархальные…»[38]
Рабочий день составлял не обычные 14-16 часов, а 10-12, а на некоторых наиболее тяжелых производствах был восьмичасовым. Существовала развитая система социальных гарантий. В районе ходила внутренняя валюта, так называемые «мальцовки» — специальные талоны номиналом от 3 копеек до 5 рублей, которыми частично выплачивали зарплату и на которые по ценам, близким к себестоимости, можно было отовариться в магазинах фабриканта.
Для рабочих Сергей Мальцов строил одно- и двухэтажные дома с огородами. На его средства содержались бесплатные школы и 8 больниц, были открыты две аптеки, в 1876 году было построено техническое училище, где обучали черчению, механике и химии. Здесь впервые в России была достигнута поголовная грамотность рабочих, искоренено пьянство, заболеваемость резко снизилась. Сиротам, вдовам и немощным в мальцовском промышленном районе выплачивались пенсии и пособия.
Один из современников Мальцова, писатель Василий Немирович-Данченко (старший брат известного драматурга), писал о его промышленном районе: «Что такое другие наши заводские районы? Рассадники нищеты и центры пьянства и разврата прежде всего. Приезжайте сюда, вы не встретите ни одного нищего, а пьяные разве в Людинове попадутся вам, да и то редко. Это не вырождающееся поколение, это — люди сильные и сытые»[39].
Людиновский промышленный район — не единственное, что сделали Мальцовы. Они превратили вонючий татарский аул Симеиз в роскошный курорт: с нуля отстроили весь город, его шикарные гостиницы, променады вдоль моря.
А ведь Мальцовы не были исключением в России. С таким же размахом, с такой же заботой о людях строили свое дело Шустовы и Рябушинские, Румянцевы, Хлудовы, Сытин… Черт побери! Ведь если этим людям дали бы развернуться, если бы не революция, они бы за четверть века превратили Россию в страну круче Франции! А Крым — в Лазурный Берег!
В этой связи совершенно невозможно обойти еще одно историческое явление России — ее анклавы старообрядческой веры, которые тоже дожили до сегодняшних времен.
Протестантская этика на русский манер
Для начала одна история из сегодняшней жизни.
Зот Фомич Чернышев из Кировской области, Владимир Пименович Белозеров из Хабаровска — крупные лесопромышленники, с которыми в середине нулевых свела меня работа инвестбанкира. Сильно они отличались от невнятных «пильщиков», экспортеров сырой древесины и даже «элиты» отрасли — производителей целлюлозы, которые отгружали ее со смердящих серой комбинатов на кипрские офшоры по воровским ценам.
В промзонах Фомича и Пименовича не гнили под ногами отходы, не громоздился кучей проржавевший металлолом. Они ртуть в реки, как иные, не сливали. Совесть не позволяла. Не кидались они с голодными глазами ни на кредиторов, ни на инвесторов непонятных. Опасались пустить в свой огород государственный ВТБ, откуда к ним сновали гонцы, — сегодня он дивиденды по совести сулит, а завтра оброком обложит, буде на то воля государева.
Таких немало в Приморье. С размахом, богатством, с партнерами «на вере», немногословных и сплоченных. Может, потому и не решился сунуться в приватизацию Хабаровского порта просвещенный рейдер Олег Дерипаска со схожей хваткой и рацио.