Несмотря на переезды и нужду, Женни рожала без передышки — каждые полтора года. После двух дочерей наконец-то появился долгожданный сын, которого отец прозвал Фоксик. Одна из дочерей умерла в младенчестве, сын Фоксик — в год, когда мать уже снова была беременна дочерью, Франциской, умершей три года спустя. Почти одновременно с Франциской родился сын и у Елены Демут. Злые языки утверждали, что от Энгельса… Елена Демут вместе с сыном продолжала тем не менее жить в семье Марксов. Несмотря на неугасающую взаимную любовь Женни и Карла, обстановка в их тесной и запущенной квартире на Дин-стрит становилась все более напряженной. «Ты поймешь, насколько все запутано и что я погряз по уши в мелкобуржуазном дерьме», — жаловался Маркс в одном из писем Энгельсу.
Маркс пытался играть на бирже, но неудачно. Прожил наследство отца, а потом и дядюшки. Скрывался от кредиторов, закладывал вещи в ломбарде, порой не мог выйти на улицу — не было пальто. Кроме работы, жены и детей, его не интересовало ничего. Он ненавидел буржуа, но дружил с ушлым фабрикантом Энгельсом и без смущения брал у него деньги — потому что не придавал им значения. Ведь друг просто дает ему возможность работать, не отвлекаясь на бытовую муру!
Маркс сам был соткан из противоречий. Не делал ничего, чтобы разобраться в собственной жизни. Он не приехал ни на похороны отца, ни на похороны матери, но сам был прекрасным отцом. Дети его обожали — хотя бы за то, что он сочинял для них… чдные сказки. Он мог часами возиться с ними, но заняться их образованием — на это терпения у него уже не хватало. Когда жена заболела оспой, Маркс ухаживал за ней как профессиональная сиделка. Его любовь не угасла оттого, что оспа обезобразила лицо жены. Но он не пошел хоронить Женни, когда она умерла…
Не приспособленный к жизни Маркс умел наслаждаться всеми ее дарами и тут же забывать о них, погружаясь в книги. Прекрасно разбирал ошибки и натяжки своих оппонентов, называя их вульгарными экономистами, а сам зациклился на вере в то, что пролетариат — нищий, как и он сам, — превратится в класс-гегемон.
Ничего не остается, кроме как предположить, что мы упустили тот самый тайный подвох — где-то в начале, в скучных рассуждениях о том, как зерно меняется на сюртуки, Маркс раскрыл секрет, который делает деньги и капитал неправедными. Как-то же он должен был объяснить, откуда берутся «угнетение» и «эксплуатация».
Винтики общества: от абстрактного к конкретному
Общество — не прибор, который можно руками разобрать на детали и пощупать. Его устройство поддается только умозрительному логическому анализу. Но, как ни странно, в самой глубинной основе и общества, и прибора обязательно отыщется противоречие, которое и заставляет все крутиться.
Двигатель внутреннего сгорания — реальный, не образный — основан на конфликте между разогретыми продуктами сгорания и ограниченностью отведенного им пространства. Конфликт разрешается тем, что продукты сгорания толкают вперед поршень. Поршень, толкнувшись куда надо, заставляет открыться клапан. Тот снова впускает в цилиндр горючую смесь, а продукты сгорания опять толкают поршень. Неподвижные колеса приходят в движение. Сила действия всегда находится в противоречии с ею же порожденной силой противодействия.
Конструкторы двигателей могут порвать меня в клочки за это описание, но оно показывает нам то простейшее и общее, что толкает вперед и автомобиль, и самолет, и ракету — горение в ограниченном пространстве.
Простейшее у Маркса — это товар. С одной стороны, товар конкретен — он предметно существует. С другой — абстрактен, потому что не важно, пылесос это или йогурт. Это товар как таковой. Это простейшая абстракция, потому что на еще более мелкие части его уже не разложить.
Зато вся действительность, если ее разложить на простые понятия, оказывается товаром. И земля — товар, и недра, и интеллектуальная собственность, и изобретения. И деньги в банках, равно как и деньги в кармане. Абсолютно все, что можно обменивать, — это товар. Поэтому товар —всеобщая абстракция.
У товара конкретного есть потребительная стоимость — мы знаем, зачем покупаем зонтик или мороженое. У абстрактного главное — стоимость, что у зонтика, что у мороженого. Она равна среднему, то есть общественному труду, который требуется для его производства, плюс молоко и сахар для мороженого или материя и спицы для зонтика. В этом самом месте — абстрактное, конкретное, стоимость и потребительная стоимость… — нормальному человеку становилось скучно. Тем более что в Das Kapital ничего нет про мороженое и зонтики, а все больше про зерно и сюртуки, никакого отношения к нашей жизни не имеющих.