Открытым текстом

Наталью Петровну подтолкнули. Она качнулась и уперлась плечом в чье-то плечо. Очередь продернулась вперед. Наталья Петровна почувствовала, как ее вытесняют в сторону, — но вдруг кто-то истошно закричал, и очередь замерла.

— Плюхнулась я в канавищу, и носом прямо в сапоги, — Зинка облизнула ложку. — Мужик там здоровенный, скорчился от страху, — так я вот носом в подошву его сапожищ… Подошва новенькая, с подковками, и сеном пахнет, и дегтем… Видать, только на праздники из сундука доставал…

— Натерпелись страху, — Наташа скребанула ложкой по дну котелка. — Я как на корову глянула…

— Долго туточки проторчим? — Верочка пересела с бревна под окном на крыльцо разбитого дома.

Солнце садилось в облака.

На дороге, за огородами, движение не прекращалось — шли колонны машин и брели намаявшиеся за день люди.

Облако, в которое просело солнце, напоминало сейчас раскаленный пепел.

— Лежу, значит, я, сапожища нюхаю и думаю, что вот пришло времечко помирать, и думаю еще, что ничегошеньки от нас с мужиком не останется, окромя дымочка сизого…

— У нас корову Зорькой кликали… Рыжая такая, бока — не обхватишь. Мы ее перед самой войной купили…

— Если они с машиной провозятся, то глядишь — и удрапать не успеем. Лучше бы бросили ее на дороге, хотя жалко бросать-то, ведь новая совсем…

Ветром качнуло ставню. Что-то внутри дома упало. С той стороны, откуда шли беженцы, донесся похожий на бомбежку звук, только приглушенный и слабо повторенный эхом.

— Может, в хате пошарим? — Зинка пересела к Верочке на крыльцо. Печка вроде целая, а там ждет-дожидается чугунок с наваристыми щами…

— У нас отец завсегда, с мельни придет…

— Девочки, лейтенант!

Ремезов посмотрел на пустые котелки, облизнул губы.

— Ночевать буем здесь. Мы с шофером и Санушкиным в машине… Коржина, остаетесь за старшую. Разбейте в огороде палатку, организуйте пост, а с утра начнем догонять наших…

— Думала, опоздала, — беременная, про которую Наталья Петровна успела забыть, встала в очередь. Особа в черных очках неохотно сдвинулась на шаг в сторону. И тут же подбежал, размахивая авоськой, знакомый паренек, а за ним еле успевал Вовка в пестрой майке — нет, не Вовка, Витька…

Паренек сдернул жокейку и начал старательно приглаживать мокрые волосы.

Наталья Петровна положила джемпер на плечо.

Вчера зять после ванны, напившись чаю со сливками, долго не уходил с кухни.

— Будем считать, что в заданности вашей жизни виновата война… Всегда становится легче, если можно найти хоть какую-то причину… Война предрешила вашу судьбу, где-то в самом начале, когда вы еще не окрепли. Но самое интересное, что это срикошетило по мне… Вы бы, теща, могли стать для меня ориентиром или укором… Вы бы тревожили меня, заставляли вырываться из очерченного круга… А я должен удивляться человеческой беспомощности и подсчитывать насмешки судьбы. Часто переоценка ценностей происходит, когда уже поздно… Четыре года назад я был глупо, непозволительно глупо счастлив… Сейчас же одно желание — выпить еще один стакан чаю, да покрепче… Вам, теща, легче, можно свалить на войну… Мне же, получается, винить некого, кроме себя самого… Так еще неизвестно, кому из нас хуже…

Наталья Петровна достала сетку из сумочки, встряхнула.

— Мне лично кажется, что дня через два, ну, от силы три, за бананами никакой очереди не будет, — беременная повернулась к Наталье Петровне и зажмурила глаза от солнца. — Помните, как хватали грейпфруты, а потом они гнили на прилавках.

— Милая моя, — особа тоже повернулась к Наталье Петровне и уставилась прямо в ухо беременной. — Когда кажется, тогда крестятся… А будет известно вам, что даже самые паршивые бананы лучше самых отборных грейпфрутов…

Наташа поправила на плече карабин, обошла замаскированную под деревом машину, постояла возле палатки.

Вот уже два дня, как они догнали радиороту и двигались ночными бросками к горам, которые теперь можно было разглядеть и без бинокля. Они походили на горы, которые она впервые в жизни увидела на курсах. Только до этих гор хотелось добраться как можно скорее.

Беженцев заметно убавилось, как будто они разбрелись по известным им тропам.

Из палатки выглянула Зинка.

— Пора?

— Спи. У тебя еще полчаса.

— Душно… Закрою глаза, и чудится, что землей засыпают…

— Не прикидывайся, из-за Санушкина не спишь; думаешь, не видела, как вы вчера целовались?..

— Подумаешь, целовались… С тоски я, Наток… Везут куда-то, черт их разберет… А Санушкин — теленок… Говорю ему — и не стыдно тебе с нами улепетывать, а он, мол, успею навоююсь, и целоваться совсем не умеет, тычется носом…

— Немец небось уже до наших мест добрался. Маму жалко и братика…

— Опять ты за свое… Их теперь попробуй останови… Спасибо скажи мне, что сманила, а то бы сейчас сопли на кулак мотала…

— Спи, — Наташа поправила карабин.

Ветка над маскировочной сетью подрагивала — видно, только что с нее вспорхнула птица.

За ближним взгорком опробовали мотор…

Наталья Петровна отошла к стене магазина. Старушки на ящиках примолкли и, сложив руки на коленях, смотрели на очередь тусклыми глазами.