Открытым текстом

В городке наткнулись они случайно на пещеру — как раз напротив башни за речкой. Ходили у подножья черной скалы втроем, и Верочка разглядела меж валунами дыру. Зинка, скорчившись, пролезла внутрь и чиркнула спичкой. Наташа, выпрямляясь, успела заметить косые закопченные стены и бугристые наросты свода. Когда Верочка тоже всунулась в пещеру, спичка погасла. Зинка начала шипеть по-змеиному, Верочка заплакала, пытаясь выбраться назад, и Наташе почудилось, что они останутся здесь навсегда и превратятся в камни.

Потом они переходили речушку по широким валунам, и Верочка поскользнулась и очутилась по колено в разъяренной воде. Зинка ухватила ее за воротник шинели, выдернула на берег и заставила всю дорогу бежать — шинель заледенелыми полами скребла о белесые сапоги.

А через два дня Верочка попала в госпиталь…

Наталья Петровна машинально шагнула на свободное место у самого прилавка, но особа, работая локтями, завоевала свой "пятачок" и ткнула прямо в руки продавщицы червонец.

Горный обещал самостоятельность и перспективу, но полевая практика добавила ума, и распределение в контору показалось нежданной удачей, и лишь один раз сметы и картограммы были отставлены в сторону… Заболела Анна Ивановна, и пришлось выехать с инспекцией на дальний рудник. А так бы и вспомнить было нечего, кроме бумаг…

Из компрессорной Наташа следом за сменным мастером вышла на заснеженную тропу. Чужая телогрейка поминутно расстегивалась, шаровары хлопали на ветру, а тяжелые разношенные сапоги скользили.

Она оглянулась на утепленную войлоком дверь сруба, запахнула телогрейку и догнала мастера уже на рельсах. На отвале одиноко торчала вагонетка. В скале чернела дыра и наружу выползали закуржевелые провода и трубы.

Мастер протянул ей карбидную лампу, и, поднырнув под брезентовый полог, они вошли в приготовленную для промышленной добычи штольню. Вздрагивающие гулкие доски, колеблющийся свет "карбидок", пестрые изрезанные стены, деревянные обтесанные стойки, вентиляционная труба, прижатая к стене кольями. Поворот, и снова — то стена, то кровля, и всегда рядом — тень мастера, уверенная, молчаливая тень.

Наташа привыкла к его шагам, к устойчивому кисловатому запаху, наплывающему из глухих забоев, к шипению карбидной лампы и стала вскоре замечать крупные вкрапления слюды, мерцающие по сторонам, а за очередным поворотом остолбенела перед матовым зеркалом, выпирающим из стены.

— Мощная жила, — мастер погладил пальцами мусковит. — Скоро развернемся здесь по-настоящему…

Пластина мутно отражала свет шипящих ламп.

Через час Наташа, переодевшись в закутке, вышла из жарко натопленной компрессорной и, обогнув угол, вскарабкалась к накатанной дороге. Там уже стояла приземистая гривастая лошадь, запряженная в кошевку. На брошенном тулупе сидел начальник рудника и лениво перебирал вожжи.

— Как вам наш мусковит? По глазам вижу — поражены! Слюда первого размера. Теперь он вам будет до самой смерти сниться… Знаете что я подумал — а если вам с супругом перебраться сюда?.. Мужик он толковый… Кадры нужны позарез… Настоящих специалистов — раз-два и обчелся… Неужели кончали Плехановский, чтобы в бумагах зарыться? К тому же слушок идет, что вашу контору подсократят. А у нас и работа настоящая, и зарплата… Подумайте!

Она села рядом с начальником, запахнула ноги тулупом. Лошадь, всхрапнув, тронулась, из-под копыт полетели комья снега. Дорога, вильнув, устремилась под гору, и сразу внизу, в узкой долине, стали видны разбросанные бараки поселка и река, белая, ровная, продравшаяся сквозь вал кустарника, а за речкой — сизые крутые сопки, за сопками — гольцы.

Навстречу из поселка выкатились собаки и запрыгали перед лошадью, а та лишь мотала головой, позвякивая сбруей…

— Вот не знаю, сколько взять, — Наталья Петровна переложила джемпер, сумочку повесила на запястье, приготовила сетку. — Килограмма два?

— Берите сколько утащите, — особа стянула с прилавка набитую до отказа бананами сумку. — Такую очередину отстояли…

— Что их, солить? — беременная встала на место особы.

— Ох, и нажрусь от пуза! — паренек в жокейке зажмурился.

Наталья Петровна отвернулась от весов.

Дома, на серванте, долго стоял кусок мусковита, пока дочь не отнесла его в школу… А вдруг у Зинки тоже родилась дочь? Врочем, какая разница — дочь или сын, пусть даже двойня… Важно, что она про отца наговорила?.. По обыкновению, соврала…

— Девочки, весной пахнет, — Наташа отодвинула тяжелую дверь теплушки и выглянула в темноту.

Состав, прозвенев буферами, замер. Впереди посапывал паровоз да чей-то одинокий голос кричал непонятные слова. Крик этот дробился, множился, терялся и снова дробился, метаясь между поездом и черными пятнами зданий.

— Не весной, а пожарищем, — Зинка нашарила сапоги и тоже выглянула наружу, оттеснив Наташу плечом. — Наверняка недавно бомбили… Кончилась наша тихая жизнь… Так хорошо, так тихо было всю зиму, как у Христа за пазухой… Помнишь, как сперли мешок фундука?

Заскрипел гравий, и они поняли, что кто-то бежит вдоль состава.