Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Во время моего странствования по Тобольской губернии случилось мне проходить через какой- то уездный город. Сухарей оставалось у меня очень мало, а потому я и вошел в один дом, чтобы выпросить хлеба на дорогу. Хозяин сказал мне: «Слава Богу, ты пришел ко времени, только что сейчас жена моя вынула хлебы из печи, вот тебе теплая коврига, молись за нас Богу».

Я, поблагодарив, стал укладывать хлеб в сумку, а хозяйка, увидев, сказала: «Какой мешок-то худой, весь истерся, я переменю тебе» — и дала мне хороший, твердый мешок. От души поблагодарив их, я пошел далее. На выходе в мелочной лавочке попросил немного соли, и лавочник насыпал мне небольшой мешочек. Радовался я духом и благодарил Бога, что Он указывает мне, недостойному, таковых добрых людей. «Вот, — думал я, — теперь на неделю без заботы о пище буду спать и доволен. Благослови душе моя Господа! (Пс. 102, 1)».

Отойдя от того города верст пять, увидел я на самой дороге небогатое село и небогатую деревянную церковь, но хорошо украшенную снаружи и расписанную. Проходя мимо, я пожелал воздать поклонение храму Божию и, войдя на паперть церковную, помолился. Сбоку церкви на лужке играли двое каких-то малюток лет по пяти или шести. Я подумал, что это поповы дети, хотя они и были очень хорошо наряжены. Итак, помолившись, пошел далее. Не успел отойти шагов десять от церкви, как я услышал за собою крик: «Нищенькой! Нищенькой! Постой!» Это кричали и бежали ко мне виденные мной малютки — мальчик и девочка. Я остановился, а они, подбежав, схватили меня за руку: «Пойдем к маменьке, она нищих любит». «Я не нищий, — говорю им, — а прохожий человек». — «А как же у тебя мешок?» — «Это мой дорожный хлеб». — «Нет, пойдем непременно, маменька даст тебе денег на дорогу». — «Да где же ваша маменька», — спросил я. «Вон за церковью, за этой рощицей».

Они повели меня в прекрасный сад, посредине которого я увидел большой господский дом, мы вошли в самые палаты, какая там чистота и убранство! Вот и выбежала к нам барыня. «Милости прошу, милости прошу! Откуда тебя Бог послал к нам? Садись, садись, любезный!» Сама сняла с меня сумку, положила на стол, а меня посадила на премягкий стул: «Не хочешь ли покушать или чайку и нет ли каких нужд у тебя?» — «Всенижайше благодарю вас, — отвечал я, — кушанья у меня целый мешок, я чаю хотя и пью, но по нашему мужицкому быту привычки к нему не имею, усердие ваше и ласковое обхождение дороже для меня угощения, буду молить Бога, чтобы Он благословил вас за такое евангельское страннолюбие». Говоря это, я почувствовал сильное возбуждение к возвращению внутрь.

Молитва закипела в сердце, и мне потребно стало успокоение и безмолвие, дабы дать простор этому самовозникшему пламени молитвы, чтобы скрыть от людей наружные молитвенные признаки, как-то: слезы, воздыхания и необыкновенные движения лица и уст.

А потому я встал да и говорю: «Прошу прощения, матушка, мне пора идти. Да будет Господь Иисус Христос с вами и с любезными вашими деточками». — «Ах, нет! Боже тебя сохрани уходить, не пущу тебя. Вот к вечеру муж мой приедет из города, он там служит по выборам судьей в уездном суде. Как он обрадуется, увидев тебя! Он каждого странника почитает за посланника Божия. А если ты уйдешь, то он очень опечалится, не увидев тебя, к тому же завтра воскресенье, ты помолишься с нами у обедни и, чем Бог послал, откушаешь вместе; у нас каждый праздник бывает гостей до тридцати нищих Христовых братий. Да что же ты ничего и не сказал мне про себя, откуда ты и куда шествуешь! Поговори со мною, я люблю слушать духовные беседы людей богоугодных. Дети, дети! Возьмите сумочку странника и отнесите в образную комнату, там он будет ночевать».

Слушая эти ее слова, я удивлялся да и подумал: «С человеком ли я беседую или какое мне привидение?»