Тут, мы увидели, что старшина начал делать большой снежный ком, а к нему ещё один, чуть-поменьше. Мы стали наблюдать за этим, он заметил и сказал:
– Чего стоите? Помогайте! Будем снеговиков лепить!
– А так можно? – хором спросили мы подбегая.
– Ну, нам же сказали вычистить плац, а иных уточнений не было, следовательно, неважно как, но вычистим.
Нам понравилась затея, и мы принялись за дело. Работа пошла быстро, многие скоро вспотели. Некоторые даже стали лепить снежных баб со всеми, так сказать, подробностями.
Короче, минут через сорок весь плац был в снеговиках и снежных бабах, а мы, вернувшись в казарму, повесив шинели сушится, сразу завалились спать.
Утром мы внимательно следили за плацом из окон казармы. Внезапно, вбежал лейтенант. Вид у него был взволнованный, лицо белое как снег. Он стал кричать, время от времени переходя на мат:
– Что вы натворили?! Быстро исправить! Я вас всех, сволочи, на гауптвахту отправлю!
Откуда-то из угла поднялся Осипов и спокойно ответил:
– Командир, мы поставленную задачу выполнили, а уточнений по исполнению не было.
– Иван Сергеевич, там же сейчас Василевский будет… ой… Что с нами-то будет!
Тем временем, на плац вышел Василевский в серой маршальской шинели, в сопровождении трёх генералов, Воронцова и Оксанова. Министр с интересом осмотрел снеговиков и снежных баб, что-то сказал генералам, на что те рассмеялись…, и они принялись играть в снежки, отрывая снег от фигур. Кидались все, в том числе и наши офицеры и надо сказать, что для своего возраста очень хорошо маневрировали между фигур.
– Видите, – усмехнулся старшина, глядя в окно, – всё ж хорошо! Александр Михайлович доволен.
Лейтенант заметно покраснел, а затем, рассмеявшись, сказал:
– Вот дети!
И кинулся на плац пока все «заряды» не израсходовали.
– Сказал ребёнок…, – усмехнулся Осипов.
Снежное побоище продолжалось ещё минут десять, после чего Василевский пожал руку Воронцову, Оксанову, Екименко и со своим окружением уехал. Через пять минут к нам вошёл полковник весь в снегу, в сопровождении лейтенанта. Воронцов нас построил и объявил:
– Бойцы, объявляю вам благодарность за хорошую уборку снега!
– Служим Советскому Союзу!
– Вольно!
Полковник снял папаху и отряхнул её от снега.
– Лейтенант, обеспечить личному составу взвода двойную порцию на ужин.
– Есть!
Полковник с Екименко удалились, а старшина произнёс:
– Видите ребята, доволен командир – довольны солдаты. Такова армейская мудрость, запомните её. Всем отдыхать!
Признаюсь, большего облегчения мы ещё никогда не испытывали!
…Надо сказать, что больше нас не заставляли убирать снег….
***
…Наступил февраль.
Деньки становились длиннее, солнце показывалось чаще, и вообще время стало как-то быстрее идти.
Как-то раз, мы сидели в казарме, когда пришёл Лосев со словами:
– Братцы, у старшины нашего через неделю день рождения!
– Откуда знаешь? – спросил Левицкий, закуривая.
– В штабе был, там кто-то сказал.
– Надо что-то подарить, – сказал я.
– Давайте думать.
И стали думать мы, что называется, великую думу.
– Значится так, – начал Осинин, – я достану торт и шампанское, а Вовка пусть уговорит поваров наших сделать гуляш. Остальные же несите кто что может.
– Ну, шампанское, полагаю, перебор, – возразил Левицкий. – Может заменим лимонадом.
– Ладно, лимонад так лимонад.
На том и порешили.
К следующей неделе всё уже было готово.
Осинин два раза бегал в «самоволку», сумел достать три бутылки лимонада и отличный «Муравейник».
Вовка не смог договорится насчёт гуляша, но в качестве альтернативы предложил большую кастрюлю настоящего узбекского плова, что нас тоже порадовало.
Остальные, конечно, тоже не остались в стороне. Кто сумел достать конфет, кто немного шоколада, кто яблок, а кто-то вообще смог раздобыть консервированную ветчину!
Каждый изворачивался как мог.
В назначенный день мы встали пораньше и начали готовить яства, достали торт, когда дневальный зашептал, что идёт дежурный по роте, а им, как на зло, был назначен Екименко, который в последнее время был злее собаки. Мы быстро стали прятать яства, и Осинин запихнул торт…, под подушку…. Тогда, мы этого, конечно, не успели сразу понять.
Когда Екименко ушёл, мы принялись сдвигать тумбочки, выкладывать еду и обнаружили, что торт превратился в лепёшку, а на подушке осталось много крема, который потом Осинин слизывал, то и дело оглядываясь, чтоб никто не видел.
– Ну ты дурила! – зашептали тогда бойцы.
– Под койку надо было!
– Эх….
Ну, делать уже было нечего. Мы поставили на середину нашего импровизированного стола, то что осталось от торта, разложили яства по степени их значимости, так сказать, и стали решать кто же пойдёт стучаться к старшине. В итоге выбрали меня.
Я глубоко вздохнул и подошёл к кладовой. Постучался. Послышались шорохи и сонный голос Осипова:
– Да?
– Иван Сергеевич, можете выйти? – взволнованно спросил я.
– Погоди… я сейчас….
Через минуту старшина вышел по полной форме с заспанными глазами, и мы хором сказали:
– С Днём Рождения!
Старшина аккуратно протёр глаза, осмотрелся, улыбнулся, глянул на стол и спросил:
– А что это у вас по центру?
– Торт…, – неуверенно сказал Осинин.