Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Что мы имеем в виду, когда говорим о «мамлеевщине» в повседневном обиходе?

Обычно что-то очень злое, жестокое и при этом упивающееся своей бессмысленной злобой и жестокостью. В этом упоении обязательно должен отчетливо различаться элемент веселья, смеха сквозь стиснутые зубы. Мамлеевщина – это и «Вести недели с Дмитрием Киселевым», и визионерские речи Дмитрия Анатольевича Медведева, и глумливые заголовки прессы.

В быту мамлеевщина – это пьяная драка на кладбище (а лучше даже в церкви), суп из человеческой головы в сытые времена и прыжок с парашютной вышки без парашюта. Что-то предельно заурядное, но не поддающееся пониманию – это тоже мамлеевщина.

Тот, кто хочет понять Мамлеева, должен забыть все эти определения и примеры «мамлеевщины».

В действительности мамлеевщина – это осознание абсолютной хрупкости видимой оболочки мира. В «Шатунах» насилие вершится не потому, что автору хочется пощекотать обывателю нервы, а потому, что персонажи его романа перестали воспринимать мир как реальность. В изумлении от этого они ломают все вокруг и недоуменно смотрят на свои окровавленные руки: кровь ли это? я ли это совершил? Мир, безусловно, существует, но почему же он так хрупок? Нет ли чего-нибудь за этой поверхностью, столь подверженной смерти и разрушению?

Вот какими вопросами задаются герои Мамлеева и их литературный отец. «Шатуны» и ранняя проза – в данном случае лишь точка отсчета, с которой начинаются поиски глубинной реальности, той, что уже ничем не может быть уничтожена. Мамлеев видит сельскую идиллию, но знает: в ней таятся черные бездны отчаяния. Мамлеев видит хаос и безумие коммунальной квартиры, но чувствует: за хаосом и безумием скрывается нечто по-настоящему разумное.

«Шатуны» стали классикой по той причине, что это, как ни странно, самый простой для восприятия и понимания мамлеевский текст. В этой книге Юрий Витальевич приподнял одеяло над реальностью и первым делом заметил не скрытое под ним, а то, что само это одеяло было дырявым. В следующих своих вещах он начал погружение в увиденное по ту сторону иллюзорного внешнего мира. И вот здесь начинаются сложности, потому что Мамлееву раз за разом будто не хватает остроты взгляда (или, наоборот, он настолько острый, что развивается дальнозоркость?).

Но все же вернемся к феномену мамлеевщины.