Читаем Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после полностью

Я в тот день была страшно занята, пришла с большим опозданием, вечер уже закончился. Застала Сорокина, с кем-то разговаривающего. Он мне сказал: «Мамлеев еще не ушел. Тебе непременно надо на него взглянуть, может, он скоро уедет и никогда больше не появится в России. Тем более что отец у него был психиатр и все свои книги он написал под впечатлением от чтения специальной литературы. Он должен быть сейчас в холле. Иди туда скорее, а я вас подойду представлю». Я прошла в холл — там совершенно пусто. Возвращаюсь к Сорокину: «Он уже ушел, я тоже пойду тогда, у меня дела». «Нет-нет, он не мог уйти без меня — мы собирались вместе пойти. Он должен быть в холле. Дождись, я скоро приду». Иду опять в совершенно пустой холл и в полном одиночестве стою там минут пятнадцать. Наконец появляется Сорокин, начинает озираться по сторонам и вдруг уверенно идет к одному из пустых углов с восклицанием: «Вот вы где!» Я подхожу ближе и вижу, что Сорокин уже не один, а с небольшим мужичком, которому сообщает: «Хочу представить вам психолога бла-бла-бла». Я немею — во-первых, так и не удосужилась к тому времени прочитать Мамлеева и не знаю, что сказать, во-вторых, внезапная материализация Мамлеева сбила меня с толку, в-третьих, он выглядел совсем не так, как, по моим представлениям, должен был выглядеть «известный русский писатель только что из Америки»: весь всклокоченный, в мятом бесформенном костюме — как будто он несколько ночей прямо в нем ночевал на вокзале, с огромным портфелем, из которого — видимо, поверх рукописей положенный — торчал хвост воблы, завернутой в газету. Довершал бомжовый вид огромный фингал вокруг глаза. Поэтому я не помню, что промямлила. Мамлеева, судя по всему, вид юного психолога женского полу привел в не меньшее смятение — он тоже что-то пробормотал, упорно глядя на свои давно не чищенные ботинки[354].

И если Барсегян оттолкнул внешний вид Юрия Витальевича, то, скажем, журналист «Огонька» Георгий Елин крайне низко оценил куда более важные для писателя качества:

Говорили весь вечер, и чем дальше — тем ощутимее, что зашли в тупик. Не то чтобы я не воспринимал такую прозу, просто Юрий Витальевич — «певец вампиров и патологических ситуаций» — показался человеком малоталантливым и абсолютно пустым. Мировосприятие Мамлеева — патриархально-народническое: не окажись он волею судьбы в эмиграции, где понахватал буржуазной якобы культуры, так преспокойно обрел бы у нас свою скромную нишу и писал что-нибудь назидательное, вроде «деревенских детективов»[355].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии