Отец по ошибке

— Отец ее ушёл давно, она его даже и не помнит. Сами поднимали ее, учили, мамка вечно на заработках, а я с Ирочкой здесь. Так быстро выросла, аж не верится. — На глазах Светланы Павловной появляются слёзы, она вздыхает, и при воспоминании о внучке на ее лице словно разглаживаются глубокие морщины. Я рассматриваю ее с интересом, пытаясь уловить хоть какую-то схожесть с внучкой, но из-за седины волос невозможно узнать, какого раньше они были цвета, лишь выцветшие зелёные глаза говорят о том, что всё-таки у Иры что-то от ее внешности есть. — Подумать только, внученька моя уже и сама мамой стала, а вроде только во дворе босиком бегала.

— А мать ее когда вернётся? — после небольшой паузы спрашиваю я. — Ире, наверное, помощь понадобится с ребёнком.

— К лету, скорее всего. Алла хотела к родам приехать, но Ира отговорила ее. У нее же там, в Польше, партия хорошая наклевывается. Может, поженятся и там останется. Мужик хороший, инженером работает. Вот наша Ирочка и не хочет дергать ее оттуда. Глядишь, может, хоть к пятидесяти годам Аллочка наконец-то счастлива будет. А то так жизнь прожила, а ничего хорошего и не узнала, — качает головой она и тяжело вздыхает.

Я стараюсь отвечать на ее вопросы о наших с Ирой отношениях короткими фразами, не отрицая ее догадки о том, что я и есть тот самый Максим, но и не подтверждая этого, а когда Светлана Павловна спрашивает, чего же Ира сама не позвонила ей, вру, что девушка потеряла где-то телефон перед родами, но передавала ей привет.

Всё-таки язык у меня не поворачивается произнести вслух о реальном состоянии Иры. Я прошу номер телефона ее матери, говорю, что на всякий случай, а потом всячески отнекиваюсь от того, чтобы остаться здесь на ночь. Светлана Павловна выглядит расстроенной, и я даже понимаю ее. Почти все время она проводит дома одна, у дочери — личная жизнь за границей и работа, у внучки — попытки устроиться в городе и завести семью. А на старую женщину ни у кого нет времени.

Обратно возвращаюсь с головной болью и сумятицей на душе. С одной стороны, спокоен, что в случае чего ребёнка есть кому забрать, а с другой — не хочется, чтобы этой семьи коснулось несчастье, да и пацана жалко, что в таком раннем возрасте может остаться без родителей.



Глава 10

Максим

Домой возвращаюсь почти в полночь, но несмотря на усталость уснуть не получается. Даже монотонный бубнеж, доносящийся из телевизора, не приходит на помощь. Я накачиваюсь кофе и поглядываю на лежащий на столе телефон Иры. Не люблю лезть в приватную жизнь, копаться в грязном белье, поэтому какое-то время сомневаюсь в правильности своего решения.

Я то снимаю блокировку и жму на галерею в надежде найти хоть какую-то подсказку, где искать этого Максима, то блокирую его, так и не решаясь взглянуть на фотографии.

Но любопытство и желание разобраться во всем этом побеждают. Что, если отец ребёнка кто-то из моих знакомых? В таком случае я смогу найти его и наконец-то нормально провести отпуск, вместо того чтобы волноваться о состоянии незнакомки и ее сына.

Я устраиваюсь на стуле и все же заглядываю в телефон. В ленте галереи в основном букеты, цветочные композиции и фотографии самой Иры перед зеркалом. Каждый раз в разной одежде, но с широкой улыбкой и искрящимися от счастья глазами. А ещё все фото сделаны в моей квартире. И это немного раздражает, как и то, что куда бы я ни заглянул — везде что-то из ее вещей. Зубная щетка в стаканчике, гель для душа, посуда и даже нижнее белье в моем комоде. За время моего отсутствия она оккупировала все пространство и хорошенько обжилась здесь. О детской я вообще молчу и избегаю даже близко подходить к двери, ведущей в мой бывший кабинет.

Я улыбаюсь, когда нахожу фотографии Иры с моей сестрой. Скорее всего, они праздновали день рождения незваной гостьи. Здесь и Вика, и ещё несколько незнакомых мне девушек. Шарики, праздничный торт и детское шампанское. Ира выглядит счастливой и ещё даже не подозревает, что ее ждёт впереди.

Я хмурюсь. На мгновенье отрываюсь от экрана телефона, делаю ещё один глоток крепкого кофе и нервно постукиваю пальцами по столешнице. Мне бы просто отпустить произошедшее, забить на все, но картинка рыжей девушки, лежащей в больничной койке и выглядящей такой истощённой и беззащитной, не выходит из головы. А ещё сверток, который мне пытались вручить в роддоме.

По фотографиям Иры можно даже проследить за тем, как она медленно округлялась и из стройной девушки превращалась в неповоротливый арбуз. Вот только Максима все нет, и я начинаю заводиться. Снова тупик?

Нервно вожу пальцем по телефону и замираю, когда наконец-то нахожу фотографии, сделанные с парнем. И как бы я ни вглядывался в черты его лица, как бы ни силился вспомнить его — не получалось. Потому что определенно впервые вижу его.

Я понимаю, что это и есть Максим, по тому, как она смотрит на него — с нежностью и любовью во взгляде. По домашней обстановке, по более откровенным фотографиям, на которых они вместе и которые я быстро перелистываю, стараясь не задерживаться взглядом на красивой фигуре девушки.