Отец Иоанн Кронштадтский

Поклон мой тебе, матушке казначее Агнии и всем сестрам, и всем батюшкам – иереям и диаконам. Дай Бог увидеться с тобою и взаимно утешиться с тобою». 20 августа 1908 г.

Ровно через четыре месяца, 20 декабря этого же года, о.Иоанн скончался.

Размышления о письмах

В моей работе об о.Иоанне выдержки из его писем к игумении Таисии заняли, как видим, довольно много места. Но я этому рад. Другого такого материала нет. Как бы биографы не рассказывали о нем, какие бы факты не приводили, никогда – не изобразить личность человека так, как его собственными словами. И действительно, читая эти письма, видишь, слышишь, почти осязаешь о.Иоанна, совершенно как живого. А это мне и читателям – дороже всего: хочется писателю не свои мнения и думы передать читателю, а представить прежде всего самого дорогого Батюшку. И в письмах он теперь стоит перед нами истинно, как перед очами и ушами нашими.

Не раскаиваюсь и в том, что я не выдумывал никакого плана или системы для расположения материала писем по предметам, – как это делал в других частях работы: я предпочел дать письма в их хронологическом порядке и без пропусков текста, что непременно бывает при системе, где одно выбирается, а другое опускается; между тем теперь иной раз и самая маленькая заметка, одно лишь словечко дают нам картинный живой оттенок, новый штрих. От всего этого образ становится и рельефнее, и жизненнее. Это – я думаю – и самому читателю очевидно... Одно лицо, коему я читал выписки из писем, сначала недоумевало: зачем я так много выписываю; но постепенно и оно так увлеклось ими, что нельзя было оторвать от книжки.

Каким же представляется теперь нам о.Иоанн по письмам?

Возможно, что он иному читателю покажется «простым», «обыкновенным». Да, – его образ жизни и весь лик был, действительно, не таким, как нам рисуются другие подвижники: пустынники, оторванные от обычной жизни люди, аскеты-монахи и т.д. Его образ жизни был ближе к мирскому, как видим. Он спасался «в миру», среди мирских людей; интересовался всем мирским, что делалось на земле; у него была даже «семья»; он и в «каретах» ездил, и «свежим воздухом» дышал; и радовался красотам богосозданной природы; и отдыхал от трудов своих на лоне природы то в Леушине, то в Ваулове; и понимал и принимал ласку людскую; и тяготился накуренным вагоном, предпочитая путешествовать на пароходе; вообще, казалось, что он будто бы «обыкновенный» батюшка. Он иногда даже и расстраивался (в вопросе о благословении матросов), а потом извинялся. Все будто бы обычно. Но тем необыкновеннее был он внутри своей души. Недаром многие сомневались в правильности его пути: небывалый в истории Церкви путь подвижничества – в миру.

Но сам он никогда не сомневался в верности спасенного пути своего, – пути православного, пути евангельско-апостольского, пути Христова, пути отеческого. Евангелие принесено не для исключительных людей, не для единиц, а для всего мира, для миллионов отцов, матерей, юношей, девиц и детей; не для монахов лишь, а и для правителей, для военных, для интеллигенции, для трудящихся, для чиновников; не для праведников только, а еще больше для грешников... Вот для всех он и служил, живя в среде их. И потому никто не мог сказать ему, что спасение в миру невозможно. В этом – о.Иоанн действительно был совершенно необыкновенный, исключительный подвижник и служитель Бога и людей! При видимой простоте именно он был особый человек. И пусть читатель писем не смутится видимой его «обычностью».

Ведь совершенно ясно, что при такой видимости простоты он до очевидности был святым подвижником. Мы об этом еще будем говорить особо. Но при чтении писем его я не раз поражался его заявлениям: «А я не изменился»; «благодать Божия во мне», – это она влечет к нему людей. А больше всего потрясает душу его «благодерзновенное» заявление о врагах, гнавших и хуливших его:

«О злословии борзописцев... и их насмешках небрегу. Господь им отмстит за меня; ибо касаяйся меня злобно – касается в ЗЕНИЦУ ОКА БОЖИЯ»... Страшно нам сказать такие слова. Просто – невозможно. А он сказал: САМ БОГ ОТМСТИТ! – И действительно, «отмстил» потом...

Далее. Всегда у него на первом месте – служба, служба: «служу ежедневно»; «имел честь служить», «имел счастье служить», «только что отслужил», то есть литургию. «Причащение – жизнь моя». И не только о себе думает; но помнит всегда и о народе, о сестрах монастырских: «причащал ныне народ»; «причастил 400»; «стремление к причащению – неудержимое»; «по головам ходят». Это уж известно нам; но теперь Батюшка сам говорит об этом. И радуется.