Отец Иоанн Кронштадтский

«Виделось мне, что я стою в поле, покрытом зеленою травою, стою на коленях и молюсь Богу... Вдруг я стала подыматься от земли, нимало не изменяя своего положения... Наконец, высоко-высоко поднявшись, остановилась. Тут я увидела себя в каком-то ином мире, как мне думалось, на небе. Неизъяснимо сладкое чувство наполнило мою душу. Там было так светло, чудно хорошо, что я не берусь и не в силах описать». Далее излагается видение, действительно необычайное.

«Почти совсем передо мною я видела бесчисленное множество людей, стоявших длинными рядами, в несколько рядов, так что и конца не было этим рядам. Все они были по форме своих тел одинаковы; только не таковы были эти тела, как наши – земные, грубые, а – тонкие, прозрачные, как бы из облака вылитые; и настолько прозрачные, что сквозь каждого (человека) можно было видеть стоявшего позади его. И так – до конца этих бесчисленных рядов. Только цвет, или оттенок, этих сквозных тел был не одинаков: иные желтоватее, иные краснее, голубее, белее, и так далее; только все сквозны, легки и прозрачны». Когда, впоследствии «меня однажды спросили, в одежде ли они были, или без нее, я определить не берусь... Скажу только, что если и в одежде, то, значит, и одежда была сквозная; потому что я хорошо видела самые задние ряды сквозь передние, ни малейшей дебелости, или вещественности.

Все эти святые стояли как бы в два лика. Все они пели: то попеременно, то все вместе. И когда они начинали петь, то изо рта каждого из них выдыхалась как бы струя какого-то аромата, наподобие того, как выходит фимиам из кадильниц... Что именно они пели, я не знаю; только так хорошо, что я не могу и высказать...

Я беспрепятственно смотрела вдаль (между рядами). Я думала, что, вероятно, там самый Престол Бога. В эту минуту, как только я это помыслила, вижу, что ко мне приближается один из святых и отвечает прямо на мою мысль:

– Ты хочешь видеть Господа, – для этого не требуется идти никуда, ни в то дальнее пространство: Господь здесь везде, Он всегда с нами и подле тебя!

Пока он говорил мне это, я подумала: «Кто это такой, и почему и как узнал мои мысли, не вполне ясные и для меня самой?» И это не укрылось от него... Он продолжал, как бы в ответ, на мою последнюю мысль:

– Я – евангелист Матфей!

Не успел он окончить эти слова, как я увидела подле себя, по правую сторону, обращенного ко мне лицом – Спасителя нашего Иисуса Христа!

Страшно мне начать изображать подобие Его Божественного вида. Знаю, что ничто, никакое слово не может выразить сего; боюсь, чтобы немощное слово не умалило Великого. Не только описать, но и вспомнить не могу без особенного чувства умиления, без трепета, этого Божественного величественного вида Сладчайшего Господа. Десятки лет миновали со дня видения, но оно живо и неизгладимо хранится в душе моей!.. Все тело было как бы из солнца или – сказать наоборот – самое солнце в форме человеческого тела. Сзади, через левое плечо, перекидывалась пурпуровая мантия или пелена, наподобие того как изображается на иконах; только мантия эта была не вещественная... а как бы из пурпуровой огненной зари... Спускаясь наперед через левое плечо, она покрывала собою левую половину груди, весь стан и, наискось спускаясь по ножкам, покрывала их немного ниже колен и взвивалась по правую сторону, как бы колеблемая воздухом в воздушном пространстве, среди коего и стоял Господь! Правая рука, как и правая сторона груди, были не покрыты мантией, и оставались, как и ножки, солнцеобразными. Стопы совершенно как человеческие, носили следы язв, ясно видимых посреди солнцеобразной стопы. Рука правая была опущена, и на ней виднелась такая же язва, левая рука была поднята, и, как мне помнится, Он ею опирался или держал большой деревянный крест, который единственно был из земного вещества, то есть из дерева. Глава Его, то есть лик, окаймлялся волосами, спускавшимися на плечи; но то были как бы лучи или нечто подобное, устремленное книзу и колеблемое тихим легким веянием воздуха. Черты лика я не разглядела; а и возможно ли было это при таком сильном ослепительном сиянии? Помню только очи Его чудно-голубые; они так милостиво, с такою любовию устремлены были на меня... Я вся как-то исчезла в избытке сладостного восторга и благоговения... Любовь, бесконечная святая любовь объяла все мое существо. Не знаю, долго ли я наслаждалась этим пресладким лицезрением Господа; но наконец бросилась Ему в ноги и простерла руки, чтобы обнять их и облобызать Его, но Он не допустил меня прикоснуться к Его стопам. Он простер Свою десницу, бывшую опущенною, и, дотронувшись до темени моей головы сказал: «Еще не время».

От этого чудного прикосновения, от этого пресладкого гласа я совершенно исчезла. И если бы в ту же минуту не пробудилась, то, думаю, душа моя не осталась бы во мне. Я пробудилась... Вся подушка и вся грудь моя были смочены слезами... Я села на своей койке и мало-помалу начала сознавать, что была не в здешнем мире...»

После она рассказала духовнику. Он поцеловал ее в голову и сказал: