Мои знакомые не стали сразу же уходить из монастыря — стояли и сокрушались, что опоздали и не смогли встретиться с батюшкой. Вдруг из двери, которая ведёт в пещеры, выходит отец Иоанн и быстрой походкой идёт прямо к нам. Радостный, улыбающийся, весь излучающий сияние. Это было так неожиданно! Все обрадовались, оживились: “Ой, батюшка здесь, не ушёл!” Отец Иоанн подошёл к нам, благословил, с необыкновенной любовью заговорил со всеми. На меня батюшка сразу же произвёл очень сильное впечатление. Я почувствовала, что это не просто “хороший батюшка”, что это нечто большее. Я почувствовала в нём духовную красоту и высоту, каких никогда в жизни не встречала. И неожиданно, впервые с такой силой, почувствовала в себе самой противоположные качества — свою падшую, греховную сущность на фоне этой красоты, и горько заплакала.
Батюшка, со свойственной ему проницательностью, понял причину моих слёз, подошёл ко мне, благословил, крепко сжал мне руки и сказал: “Не плачь, больше других получишь”. Для меня это были очень утешительные слова, душа сразу потянулась к нему» (Г. П. Коновалова).
«Попробую передать свои первые наблюдения. В движениях, жестах отца Иоанна, поворотах его высоко поднятой головы с седыми волнистыми волосами всё было торжественно, благообразно, гармонично. Если человек постоянно ходит перед Лицом Божиим, то только так, наверное, и должен он себя вести. Благородная красота поведения ещё не раз внутренне отмечалась мною при последующих встречах с батюшкой.
А в ту первую встречу, уже после службы, я увидела, как он движется — не идёт, а как будто радостно летит. Развеваются крылья мантии, а за ним так же радостно бежит, поспевает народ. И вот уже кто-то забежал вперёд, сообщая на ходу о своём неотложном деле. Батюшка останавливается, его со всех сторон обступают, берут в кольцо и уже никуда, кажется, и никогда в жизни не отпустят. Вот он прижимает к себе чью-то счастливую голову, а по чьей-то, не менее счастливой, вразумляюще постукивает рукой. Вот он отвечает на вопросы, и люди старательно вытягивают шеи, чтобы не упустить ни одного драгоценного словечка: то, что обращено к другому, может прямо и тебя касаться — все мы родные друг другу, все похожи и в бедах, и в падениях, и в недоумениях своих. Вот батюшка пошутил — и все по-детски, светло смеются, и словно горы скатываются с плеч. Да, именно так несли к нему горы тяжких, неразрешимых проблем, а глядь — вместо твоей горы-то осталась махонькая точка, с которой управиться с Божией помощью можно просто, бодро и легко. И снова батюшка, на ходу извиняясь и благословляя, летит вперёд, а народ радостно поспешает за ним, покуда это возможно...» (О. Б. Сокурова).
«В один из сумрачных и морозных дней той далёкой зимы я увидел на дворе Псково-Печерского монастыря толпу людей, преимущественно женщин, одетых в тёплые пальто и шерстяные платки. Выражение их лиц, сумрачное и озабоченное, вполне соответствовало погоде. Вдруг я заметил, как из дверей братского корпуса вышел пожилой монах невысокого роста, в чёрной рясе и скуфье, с распущенными серебряными волосами. Как только он появился, толпа ринулась к нему навстречу: люди бежали, обгоняя друг друга, спеша получить его благословение. Лицо старца сияло, подобно весеннему солнцу, и на лицах людей засветилась радость» (епископ Иларион (Алфеев)).
«Я впервые увидел архимандрита Иоанна (Крестьянкина) в 1982 году, когда приехал в Псково-Печерский монастырь. Тогда, кажется, он не произвёл на меня особого впечатления: такой очень добрый старичок, весьма крепкий (в ту пору ему было только семьдесят два года), вечно куда-то спешащий, даже суетливый, неизменно окружённый толпой паломников. Другие насельники монастыря выглядели гораздо строго-аскетичнее и даже солиднее.
Обычно перед началом вечерней службы из братского корпуса Псково-Печерского монастыря вылетала странная процессия. Молодой монастырский эконом отец Филарет, подхватив под руку отца Иоанна, почти бегом тащил его за собой, так что тот еле поспевал за своим келейником. Вслед за ними немедленно устремлялась толпа паломников, поджидавших батюшку на улице. Так, все вместе, они неслись через монастырский двор. Монашеские мантии и клобуки развевались, батюшка то и дело спотыкался, задыхался от бега, впопыхах всё же пытаясь благословить кого-то из паломников и чуть ли не ответить на какие-то вопросы. Отец Филарет на это страшно сердился, кричал своим пронзительным фальцетом то на батюшку, то на паломников, иногда даже отгонял их зонтиком. Наконец он проталкивал отца Иоанна в храм и побыстрее утаскивал его в алтарь.
Надо сказать, что делал это эконом совсем не по зловредности, а потому, что в холодное время года отец Иоанн быстро простужался на улице. Когда же было тепло, батюшка рисковал вообще не дойти до храма: люди не отпускали его буквально часами» (митрополит Тихон (Шевкунов)).