Отец Иоанн (Крестьянкин)

Главным центром жизни батюшки вне Печор оставалась Москва, а «штабом» в Москве была гостеприимная квартира Ветвицких — сначала на улице Пудовкина, а после 1971 года на Молдавской, в пяти минутах ходьбы от станции метро «Кунцевская». В этой внешне ничем не примечательной светло-серой девятиэтажке Ветвицкие живут и сейчас. В трёхкомнатной квартире на пятом этаже батюшке отводили небольшую скромно обставленную комнатку — кровать, простой платяной шкаф, кресло и большой иконостас на стене. В этой комнатке с низким подоконником и видом на обычный кунцевский двор и соседний корпус батюшка принимал духовных чад, молился, отдыхал после встреч.

По приезде к Ветвицким батюшка, как правило, сутки отсыпался, а потом вместе с Галиной Викторовной Черепановой составлял список людей, которых нужно пригласить в гости, — обычно не менее тридцати человек; и начинался телефонный обзвон. Сигналом для понимающих служила кодовая фраза: «Тётя Лиза приехала». Каждого приезжавшего Галина Викторовна предупреждала — времени немного, желающих пообщаться с «тётей Лизой» масса. И москвичи — и простые старушки, и почтенные университетские профессора, знаменитые музыканты и врачи, — терпеливо ждали своей очереди. Галина Викторовна и Матрона Георгиевна хлопотали на кухне, и вечером общий разговор шёл за чайным столом, украшением которого были постные пирожки и торт «Наполеон». Стол стоял в центре большой гостиной, и батюшка сидел напротив окна, лицом к многочисленным иконам, занимавшим собой, как и сейчас, почти всю стену комнаты.

Заезжал он в гости и к другим особо близким людям. Так, непременно навещал дочь о. Анатолия Правдолюбова Ксению, вышедшую замуж за о. Геннадия Нефёдова. «Стремительно проходил в нашу комнату (мы жили в коммуналке на двенадцати метрах), надевая на ходу епитрахиль, вставал перед иконами и, помолившись, помазывал нас елеем и кропил святою водой, — вспоминала К. А. Нефёдова. — Когда он услышал о том, что мы очень бедствуем с нашей соседкой, он пошёл по всей квартире, окропляя её святой водой, и, подойдя к соседней с нами двери, большим крестом ознаменовал её святой водой. Простившись с нами, быстро уехал. Когда наша соседка вернулась домой, мы поразились переменам в ней. Долгое время потом она была спокойна и совсем нам не досаждала».

Помимо встреч с живыми, батюшка навещал в Москве все дорогие ему могилы — о. Александра Воскресенского на Введенском кладбище, о. Виктора Жукова и о. Порфирия Бараева, в схиме Серафима, на Преображенском, Ивана Александровича Соколова на Армянском. Ездил в Троице-Сергиеву лавру, где служил молебен у мощей преподобного Сергия Радонежского, молился у могил своих «крестных» — Патриарха Алексия и митрополита Крутицкого и Коломенского Николая. К сожалению, не было уже в живых старых друзей о. Иоанна, свидетелей его орловского детства братьев Москвитиных — архимандрита о. Афанасия (умер в апреле 1971-го, похоронен в Солнечногорске) и схимонаха о. Василия (умер в апреле 1976-го, похоронен на Введенском кладбище). Незадолго до смерти о. Василий передал о. Иоанну десницу святой мученицы Татианы Римской, которую его брат хранил у себя с 1949 года; в январе 1977-го о. Иоанн, в свою очередь, передал десницу в Михайловский собор своего монастыря, где она и находится по сей день. А кого-то из друзей пришлось провожать в последний путь. В 1978-м батюшка был на похоронах Маргариты Васильевны Серебренниковой, супруги его друга по академии о. Василия Серебренникова. Годом раньше навещал давнего друга и помощника по приходским храмам Алексея Степановича Козина. Он тяжело болел после инфаркта; в последнее время ему было немного лучше, и семья не думала о том, что конец близок. Но о. Иоанн, повидавшись с Алексеем Степановичем, с грустью сказал близким, что он умрёт через день, так оно и произошло. А в 1987-м в храме Воскресения Христова в Сокольниках он отпел последнего своего земляка и друга — среднего из братьев Москвитиных и единственного из них, кто не принял постриг, 78-летнего Павла Ивановича. Во время похорон на Введенском кладбище, по воспоминаниям протоиерея о. Сергия Правдолюбова, о. Иоанн «встал около ограды, положил на неё руки и много-много раз повторял:

— Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Потом сказал, глядя на отверстую могилу:

— Как бы я хотел сам туда лечь!»