Отец Иоанн (Крестьянкин)

Любил ли о. Иоанн постоянное многолюдье вокруг него, радовался ли ему?.. Вряд ли. В одном из писем он замечал: «Богомыслием заниматься обстановка не позволяет. Но все стенания разбиваются о недвижимый камень веры: „так надо“, тако Богу изволися. Живи не как хочется, но как Бог велит» (это вариация на тему святителя Игнатия (Брянчанинова): «Монастырь наш шумен; но нечего делать: живешь не так и не там, как и где бы хотелось, а где и как приводит непостижимый Промысл Божий»). А паломнице батюшка как-то с грустью признался, что ему почти не приходится побыть в келии одному. В утешении людей было его послушание, и он нес его усердно, иногда в ущерб собственному здоровью. Возможно, он руководствовался словами святого Иоанна Кронштадтского: «Служитель Христов должен вести себя так, чтобы за ним, как за Христом, народ ходил толпами, то есть священник должен привлекать к себе прихожан словом и жизнию». А еще наверняка помнил завет, который дал ему старец Симеон (Желнин): «Живи для всех, и спасешься. Будь у всех под ногами». Иногда о. Иоанн действительно называл себя «половичком у всех под ногами». И полугрустно-полувесело просил у братии помолиться за него во время службы:

— Моя функция — суетиться, а ваша — Богу молиться.

Но иногда, накануне торжественных служб на Великие праздники, батюшка всё же устраивал себе своеобразный «затвор». Он забирался на стремянку у своего книжного шкафа и молча, ни с кем не общаясь, просиживал на верхотуре большую часть дня. Потом спускался, отдыхал часок и шел в храм. Это была необходимая часть подготовки к службе, которую нельзя было отправлять кое-как, «на бегу», с головой и сердцем, переполненными чужими проблемами и горестями.

…На общение с паломниками уходила большая часть дня о. Иоанна. Принимал он их и тогда, когда этого не одобряло монастырское начальство (если шла проверка, паломников прятали в келии соседа, схимонаха Дамиана). Принимал и будучи больным. Г. П. Коновалова запомнила, как из келии батюшки вышла врач и строго сказала: «На месте отца Иоанна я бы вас не принимала», но вскоре прием возобновился. И даже когда болезнь сваливала батюшку с ног, он сокрушался в письме о том, что не может принимать людей: «Уж очень трудная нынче погода. Шарахается от -20 до +2 в один день. Где же нам выдержать такие скорости. Вот и полеживаем. На меня, верно, скоро в суд подадут — народ едет, деньги и силы тратит, а у меня всё дверь закрыта».

Но постоянное общение с паломниками не значило, что батюшка не участвовал в монастырской жизни. Напротив, он неопустительно присутствовал на братском молебне, дневном монашеском правиле, вечернем богослужении. «Однажды я была свидетельницей того, как, отпустив последнего посетителя, усталый батюшка, торопясь на вечернее богослужение, быстро подошел к раковине, открыл кран и подставил голову под струю холодной воды. „Надо немного освежиться перед службой“, — сказал он при этом» (Г. П. Коновалова). А если опаздывал из-за паломников, долго извинялся перед братией:

— Услышу звон к службе, надо собираться в храм, а в келье еще люди. Пока проводишь, бежишь, а по пути кто-то еще остановит: «Батюшка, минуточку». На ходу благословляю: «Ни минуточки, ни минуточки, простите, опаздываю». Пробегаю мимо. Сделаю шаг, другой, а совесть-то и заголосит: «Куда бежишь? Молить и просить Бога? А сам не хочешь остановиться и выслушать!» По инерции сделаю два-три шага к храму, потом разворачиваюсь: «Милая, ну что там у нас?» Вот и опоздание — простите великодушно! Горе! И опаздывать грех, и отмахнуться, пройти мимо — беда!

О силе молитвы о. Иоанна уже говорилось выше. Видевшие его на службах неоднократно подчеркивали — он выделялся даже на фоне всех прочих подвижников благочестия, населявших обитель. Казалось, что он служит не в земном храме, а прямо перед Престолом Господа. Игумен Савватий (Рудаков): «На этой службе поминали всех ветхозаветных праотцев: Авраама и Исаака, Иакова и Иосифа… Затем вышли на литию. Службу возглавлял отец Иоанн. И вот когда он поминал всех ветхозаветных праотцев, называя их по именам, то возникло чувство: батюшка говорит так, как будто он их всех видит. Вот они проходят перед ним вереницей. А он крестится и кланяется каждому из них. И они его благословляют. Было немного страшно и как бы тесно в храме: будто церковь наполнилась ветхозаветными отцами и они совсем рядом.

Может, так чувствовали себя те, кто присутствовал при отдании поклонов друг другу преподобного Сергия Радонежского и святителя Стефана Пермского на расстоянии в десяток вёрст? Или те, кто присутствовал на службах святого и праведного Иоанна Кронштадтского, молящегося с таким дерзновением, как будто он стоит перед Владыкой и Господом нашим и просит Его милости?

И я почувствовал, что отец Иоанн уже духом общается с праотцами. Придя в келью, засомневался: может, это всё мне почудилось? Прелесть? Но когда я поговорил с другими отцами монастыря, они подтвердили, что испытывали то же самое».