Уже в 1968–1969 годах обычной для монастыря стала картина, которую запечатлели десятки мемуаристов: после службы о. Иоанн выходил из храма в плотном кольце паломников, на ходу пытавшихся получить у него благословение либо ответ на волнующий их вопрос. С кем-то он вступал в диалог, кому-то давал краткий, но емкий ответ, кому-то вручал заранее приготовленный письменный ответ или просфорку, с кем-то мягко шутил — но так, что человек в этой шутке слышал подсказку и выход из тяготившей его ситуации. При этом иеромонах потихоньку двигался по направлению к братскому корпусу. Обычно эта дорога от Успенского и Сретенского храмов занимает минуты три, а если спускаться по лестнице от Михайловского собора — минут пять. У о. же Иоанна она занимала не меньше получаса, а то и часа — паломники одолевали его и у трапезной, и на лестнице, ведущей на второй этаж, и у самой келии. Многие уже тогда пытались фотографировать его на память, чего батюшка, как мы помним, не любил. К. Белавская, посетившая монастырь в мае 1971-го, вспоминала, что «он не запрещал, но весьма ловко уклонялся, быстро отворачиваясь или чуть отклоняясь. Так и не удалось нам сделать приличное фото батюшки».
В итоге батюшка появлялся в келии совершенно мокрый от пота. Из воспоминаний Ольги Бочкаревой: «Прибегал к себе в келию за 10 минут до обеда весь мокрый и в изнеможении падал на диванчик. Матушка Мария быстро подавала ему стакан чая или лимонного морса, а также приготовленное уже чистое сухое белье для переодевания. За эти 10 минут надо было всё успеть: и выпить чая, и переодеться, и вовремя прилететь в трапезную до прихода туда наместника. После обеда из трапезной батюшка выходил последним и очень долго шел к себе в келию, так как в коридоре его „ловили“ люди, нуждающиеся в его молитвенной помощи и добром совете».
Сначала такое количество посетителей очень смущало о. Иоанна. Выразительные следы этого смущения сохранил его письменный диалог с духовником, о. Серафимом (Романцовым), датированный 1970 годом. Он свидетельствует о том, что в начале монашеского служения батюшка проходил через серьезные искушения:
«Нынешний год — это знаменательный для меня год: мое шестидесятилетие, двадцатипятилетие служения в священном сане и трехлетие пребывания моего в монастыре. Желание-то мое осуществилось, я живу в обители, но, батюшка, вынужден каяться перед Господом и Вами — монашество мое замерло, ничего не вычитывается, пятисотница забыта. Сам себе перестал принадлежать — увы! — не могу, по причине своего слабого характера, отказать тем, кто обращается ко мне со своими душевными скорбями.
Всё, по неразумию своему, пытаюсь строить чужие избы, а своя душевная храмина остается в небрежении. Каждый день собираюсь начать исполнение положенных монашеских обязанностей, но каждый день Господь посылает на моем пути столько унывающих, болящих и скорбящих, что пройти мимо них я не могу, всех жаль, хотя отлично понимаю, что поступаю крайне неразумно. Помолитесь, дорогой батюшка, чтобы Господь за молитвы Ваши простил мое неразумие и небрежение к своему монашеству.
Здоровье мое, как говорят, ни шатко ни валко, но годы и страшная нагрузка (не за послушание, а по своеволию моему) физическая дают себя знать: то там потянет, то здесь поноет, только некогда мне думать об этом всё по той же причине — по моему слабому характеру по отношению к тем, кто докучает мне своими болячками душевными и телесными».
О. Серафим отвечал на это так:
«Вот мой совет — предлагаю Вам всё терпеть — укоризны, оскорбления, болезни, и нести их с благодарностью. Вот прекраснейший богоприятный духовный крест. Свой крест несите, блажени будете. У Вас очень пылкое и беспокойное воображение, удерживайте его богомыслием и успокойтесь. Не давайте воли своим мыслям и рассуждениям. Вспомните то, что сказал апостол Павел: не высокомудрствуйте, а в смирении пребывайте. Самое лучшее — размышляйте о грехах. Тяжело всё, конечно, это переносить, но помните, что за терпение и скорби, особенно кто с благодарением их терпит, им уготована великая награда от Господа.
Отец Иоанн, согласно Оптинских старцев и Глинских, они народ принимали и правила монашеского не оставляли. У Вас может быть так получаться.
Те же самые люди сегодня и завтра будут Вас беспокоить. На всё надо время — на молитву и на духовные беседы. Вы положите и распределите время, чтобы Вам можно было молиться, и определите время на беседы. Вы человек. Вам и требуется отдых. Не доводите себя до изнеможения, чтобы Вам, приходя домой, падать и засыпать без Иисусовой молитвы. По силе возможностей людей наставляй и утешай — и себя спасай. Можно много с ними проводить время в беседах, а самому пустым быть. Во всем имей рассуждение».