Отец и сын (сборник)

Двигались по-прежнему по прямой, то и дело взбираясь на сопки и спускаясь с них. Это еще больше замедляло движение, но зато и давало гарантию правильности и краткости пути.

К вечеру ветер немного ослаб, но стало холоднее. Снегопад поредел. Видимость увеличилась. Сквозь крутящиеся снежинки проглядывали очертания сопок. Однако продолжалось это недолго. Сумерки словно подстерегали где-то неподалеку и вскоре смешались со снегом, плотно облегли всю степь. Бойцы устали, шли в суровом молчании.

По расчетам Егорова, еще час назад они должны были войти в падь Ченчальтюй, но пока на это не обнаруживалось никаких намеков.

— Послушай, Подкорытов, мы не сбились опять с направления? — спросил Егоров проводника, шедшего теперь рядом с командиром роты.

— Нет, товарищ лейтенант. Направление мы выдерживаем как по струне, но пройти могли. Где же в такой темноте наши землянки рассмотришь. Они бы там догадались да костерок разложили, — проговорил Подкорытов.

— Костерок! Было бы из чего его сложить… Сегодня комбат сократил топливный паек как раз вдвое, — сказал Егоров.

Вскоре рота с большим трудом поднялась на высокий хребет. «Да, опять сбились, этого каменистого хребта я никогда поблизости не видел», — невесело раздумывал Егоров.

Вдруг порыв ветра донес до них откуда-то со стороны отзвуки взрыва. Его услышали все, и рота остановилась без всякой на то команды. Ждали несколько минут, не повторится ли взрыв, но ожидания были напрасны. Двинулись дальше. Не успели еще спуститься с хребта, раздались новые взрывы. К счастью, в эти мгновения ветер чуть-чуть призатих, и легко можно было определить, откуда идет звук.

— Я говорил, что мы уже прошли падь Ченчальтюй. Так оно и есть, — сказал Подкорытов.

— Надо взять круто правее, и тогда мы как раз выйдем к гарнизону, — отозвался Егоров.

— А может быть, это не наши рвут, а японцы, — усомнился кто-то вслух. Но эта мысль показалась всем неосновательной, и ее единодушно отвергли.

— Что, вы не знаете комбата и комиссара? Они уже теперь наверняка сами по степи рыщут в поисках нас, — проговорил Егоров, про себя подумав: «Ну, кажется, влепят мне комиссар с командиром за это путешествие… Пусть… Только бы никто не поморозился».

Через полчаса взрывы послышались опять. Они были уже ближе, и это всех сильно приободрило. Когда поднялись на одну из сопок, то увидели взлетающие в небо красные ракеты.

Егоров знал, что ракет в батальоне очень немного, хранились они для оперативных целей, и то, что Тихонов разрешил их расходовать, говорило о том, как велика в гарнизоне тревога за третью роту.

— Наседкин, ну-ка дай полувзводом залп. Пусть внают, что мы от них уже недалеко, — приказал Егоров.

Рота остановилась. Наседкин вывел в сторонку два отделения, скомандовал, бойцы вскинули винтовки, выпалили боевыми в небо.

В пади Ченчальтюй, должно быть, расценили этот залп как вопль отчаяния. Послышались один за другим четыре взрыва, и ракеты, разрывая темноту и снеговую наволочь, снова взлетели высоко в небо.

— Ну, как самочувствие, товарищи? Никто еще не поморозился? — обратился Егоров к бойцам, повторяя эту фразу за время движения по меньшей мере в сотый раз. По теперь приободрились и те, кто вначале приуныл не на шутку.

— Берегите, товарищи, лица, а то темно и можно без носа и щек остаться, — предупредил Егоров.

Бойцы принялись дыханием согревать руки и растирать лица.

Падь Ченчальтюй оказалась гораздо ближе, чем можно было предположить по звуку.

Роту встретили метров за двести от землянок. В сумраке Егоров рассмотрел группу людей, стоявших в кучке. Кто-то один отделился от нее, шагнув навстречу Егорову.

— Тяжелые случаи обмораживания есть? — прозвучал женский голос жестко и требовательно.

«Это еще что за начальство?» — промелькнуло в уме Егорова и, прежде чем ответить, он осведомился:

— А с кем имею честь разговаривать?

— Батальонный врач, военврач третьего ранга Тарасенко.

Егоров собрался было ответить на вопрос врача, но тут приблизился Тихонов и задал тот же вопрос, что и Тарасенко.

— Ноги, товарищ капитан, уберегли по способу младшего политрука Петухова, за лица не ручаюсь. Темно…

— Оружие в сохранности?

— В порядке. Учение прошло хорошо. Если бы не снегопад…

Но Тихонов не дал договорить Егорову:

— Поставьте оружие в пирамиды и немедленно в столовую.

— Есть! Слушаюсь!

В столовой, пока бойцы проходили за столы, Тарасенко дала кое-кому мазь для лица и рук. Она ходила по столовой с большой десятилинейной лампой, присматривалась к бойцам. Пища в котлах вновь была подогрета, и миски со щами дымились сейчас густым паром. После щей бойцам подали горячую гречневую кашу, а потом налили по кружке кипятку.

Бойцы ели, обжигались, поглядывали на Тарасенко, переговаривались. Когда обед кончился, она подошла к Егорову, сидевшему вместе с Петуховым за столиком для командиров, сказала:

— Теперь, товарищ лейтенант, я отправлюсь с вами в землянки и уложу бойцов спать.