Отец и сын (сборник)

– Ну а японец позволит нам лекциями заниматься? – слышится чей-то голос.

Внезапно начинается стрельба. Секретарь собрания – старшина Петрунин, ойкнув, падает замертво. В неживой, крепко стиснутой руке поблескивает лучик непогасшего карманного фонарика.

Пули свистят возле Буткина. Укрыться ему от пуль проще, чем кому-либо другому. Стоит опуститься на колени, и он скрыт за громадным клыкастым камнем. Но первая мысль Буткина не о себе. «Надо загасить фонарик, свет демаскирует нас». До Петрунина от него не меньше пяти метров. Буткин вскакивает и бросается к погибшему. Кто-то сильно ударяет его по руке выше локтя. В первую секунду он не замечает, что ранен. Схватив фонарик, он разбивает его о камень и только теперь чувствует страшную боль в руке.

– Коммунисты, по местам! – сквозь трескотню выстрелов слышится голос комбата.

11

Через минуту Тихонов отдает приказ командирам рот. Егорову выпадает чуть ли не самая трудная задача: разбить роту на мелкие группы и броситься в горы. Японцы наверняка действуют рассредоточенно. Нужно отыскивать их, преследовать, уничтожать, дать им почувствовать, что нападения исподтишка им не обойдутся даром.

Подкорытов, Шлёнкин и Соколков оказываются в одной группе. Старшим командир взвода назначил Подкорытова.

Солдаты ползут на четвереньках, цепляются за выступы скал. Стрельба не затихает совсем, но паузы между очередями становятся более продолжительными.

Впереди ползет Подкорытов, за ним. – Шлёнкин, последним – Соколков. В одном месте Подкорытов срывается с выступа. Котелок его ударяется о камни и гремит. Японцы мгновенно прекращают стрельбу. «Услышали», – отмечают про себя солдаты и припадают к земле. Но, по-видимому, это совпадение. Японские пулеметы и автоматы строчат один за другим, эхо разносится по ущельям и грохочет и воет там, как штормовое море.

Подкорытов поднимает голову, машет рукой: вперед! Но ни Шлёнкин, ни Соколков его руки не видят – тьма непроглядная. Подкорытов прищелкивает языком раз, другой. И хотя между ними не было уговора насчет того, что значит этот сигнал, Шлёнкин и Соколков догадываются, что от них требует Подкорытов. Они ползут дальше, натыкаются на острые ребра скал, цепляются за них, лезут вверх.

Вдруг Соколков срывается, с шумом летит со скалы к подножию. Благо, что эхо покрывает все звуки, вызываемые его падением.

Закусив губы, он сдерживает стон, рвущийся из груди. Подкорытов и Шлёнкин спускаются вниз к Соколкову на помощь. Тот лежит, поскрипывая зубами от досады и боли.

– Колено расшиб, – сообщает он, когда товарищи склоняются над ним.

– Оставайся тут. Мы пойдем вдвоем, – говорит Подкорытов.

Соколков стонет теперь не столько от боли: невыносимо тяжко отставать от товарищей.

– Ты полежи тут, а я потом за тобой приду, – понимая друга, говорит Шлёнкин.

– Ну, ползите, ползите. Я, гляди, отлежусь, – стонущим голосом произносит Соколков и, поймав в темноте большую, шершавую руку Подкорытова, жмет ее, насколько хватает сил. – Желаю удачи!

Он долго лежит, прислушиваясь. Когда стрельба затихает, он отчетливо слышит, как погромыхивают котелки на спинах товарищей, как поскрипывают ремни их снаряжения, как стучат о камни каблуки их ботинок с крепкими подковами на четырех шурупах. Чувство острого беспокойства за товарищей охватывает его. «Тише же надо! Но почему они так?» Ему хочется крикнуть товарищам, чтоб передвигались они осторожно, японцы могут обнаружить их по звукам, но стрельба разгорается с новой силой, и Соколков опускает голову на камень.

Страх, ощущение обреченности поднимаются в душе Соколкова. «Задушат меня тут японцы, и знать о моей смерти никто не будет», – горько думает он.

Соколков встает, намереваясь броситься за Подкорытовым и Шлёнкиным, но сильная боль опрокидывает его наземь. Поняв, что его желание догнать товарищей пока неисполнимо, он смиряется со своей долей.

Горькие мысли постепенно покидают его. «Ну, впрочем, задушить меня не так-то просто. У меня винтовка, гранаты. Живой я им все равно не дамся». Эти размышления ободряют его, он нащупывает затвор винтовки, срывает с ремня две гранаты.

Соколков долго лежит не двигаясь. На небе начинают проглядывать звезды. Месяц утонул в облаках, нет-нет выглянет из-за них и скроется вновь. Кажется, что он барахтается в облаках, как серебристый язь, запутавшийся в сетях.

Стрельба, сосредоточившаяся вначале в одном месте, слышится теперь то там, то здесь. Вскоре начинают стрелять неподалеку от Соколкова. «Прокофий с Терёшей вступили в дело», – догадывается Соколков, и ему становится обидно за свою неудачу. Он вспоминает все, что говорилось о нем час назад на партийном собрании. Егоров, Петухов, Буткин, командир отделения сержант Коноплев – все они отмечали его положительные качества. Собрание единогласно приняло его в ряды партии. Какое это доверие и какое счастье быть коммунистом!