Отец и сын (пер. Кившенко)

— Тринадцать вдь вышло уже два раза подъ рядъ.

Отецъ киваетъ головой и ршительно заявляетъ:

— Вотъ потому-то и ставь на тринадцать.

Паво размниваетъ крупную кредитку, кидаетъ золотую монету на цифру 13 и снисходительно улыбается надъ этой наивностью отца.

— Проиграно, — говоритъ отецъ, — попробуй еще разъ, удвой ставку!

Паво даже не возражаетъ — слишкомъ ужъ это комично. Многіе изъ сидящихъ за столомъ игроковъ мняются, но продолжаютъ, стоя, слдить за этимъ страннымъ игрокомъ, господиномъ изъ Зинвара.

И Паво ставитъ, каждый разъ удваивая ставку. Отецъ его, видимо, уже заинтересованъ игрой, его живые глаза слдятъ за каждымъ оборотомъ колеса, онъ безпокойно ерзаетъ на стул и сжимаетъ въ кулакъ полную руку, на которой блестятъ два очень дорогихъ кольца.

Когда крупье провозглашаетъ «двадцать три' вмсто желаемаго тринадцатаго номера, онъ говоритъ:

— Ахъ, да что тутъ, ставь еще разъ на тринадцать. Поставь сотню!

— Но…

— Ставь сотню.

И Паво повинуется. Колесо вертится, шарикъ перескакиваетъ разъ тридцать-сорокъ съ номера на номеръ, онъ какъ бы выбираетъ среди всхъ шансовъ: черное и красное, четъ и нечетъ, passe и manque, — онъ какъ бы обнюхиваетъ всю рулеточную систему, вс цифры и, наконецъ, останавливается.

— Тринадцать! — выкрикиваетъ крупье.

— Ну, что, Паво, не правъ ли я? — говорить господинъ изъ Зинвара. И онъ самодовольно осматривается вокругъ и громко, такъ, чтобы вс присутствующіе могли слышать, произноситъ.

— Поставь еще разъ, поставь опять сотню на тринадцать.

— Нтъ, отецъ, не можетъ быть, чтобы ты говорилъ серьезно, — вдь тринадцать наврное больше не выйдетъ сегодня.

— Говорю теб, поставь сотню на тринадцать.

— Но къ чему напрасно бросать деньги?

Господинъ изъ Зинвара теряетъ терпніе.

Онъ длаетъ жестъ, какъ бы желая отнять у сына деньги, но овладваетъ собой и говоритъ совершенно спокойно:

— Сынъ мой, а если я намренъ сорвать банкъ и ради одной извстной теб причины совсмъ разорить рулетку? Поставь сотню на тринадцать.

И Паво опять повинуется.

Онъ обмнивается улыбкой съ крупье, а румынъ громко смется. За сосднимъ столомъ прекращается игра въ фараонъ, потому что все вниманіе присутствующихъ сосредоточено на рулетк.

— Тринадцать!

— Ну, что я теб говорилъ? Смотри, какая куча денегъ! Сколько должно здсь быть? Сосчитай-ка!

Паво пораженъ.

— Тутъ три съ половиной тысячи, — говоритъ онъ растерянно. — Ты всего выигралъ пять тысячъ.

— Ну, а теперь попробуй-ка ты, и я посмотрю, какъ ты умешь играть. Ставь на красное.

Паво ставитъ на красное и проигрываетъ. Отецъ качаетъ головой и смотритъ съ улыбкой на зрителей.

— Такъ вотъ какъ ты играешь! Разв ты не понимаешь, до чего это можетъ довести тебя? Мн разсказывали, что ты три раза срывалъ банкъ, — все это прекрасно, но почему же ты опять все проигралъ? Поставь на четъ.

— Сколько?

— Сколько хочешь. Ставь шестьсотъ.

— Шестьсотъ слишкомъ много.

— А я такъ думаю, что теб слдуетъ поставить еще больше. Да, я хочу, чтобы ты удвоилъ эту сумму и поставилъ на четъ.

Паво опять проигрываетъ. Тогда господинъ изъ Зинвара грозитъ ему своимъ толстымъ пальцемъ и гнвно говоритъ:

— Ну, смотри, Паво, мы по твоей милости проиграли тысячу двсти. Теперь довольно, удались отсюда, я требую этого.

И Паво ушелъ. Я пошелъ за нимъ. Онъ громко хохоталъ, точно безумный. — Видывалъ ли я когда-нибудь подобную игру? Онъ тамъ сидитъ и выигрываетъ тысячи только изъ-за своего глупаго упорства. Господь да хранитъ его! Но что за нелпая фантазія пришла этому доброму старику играть въ рулетку?

И Паво заговаривалъ съ каждымъ встрчнымъ и разсказывалъ, громко смясь, объ этой новой причуд отца.

Вечеромъ пронесся слухъ, что господинъ изъ Зинвара проигралъ девять тысячъ и только тогда ушелъ изъ игорной залы.

III

Пробило десять часовъ. Я сидлъ на балкон гостиницы съ однимъ русскимъ и курилъ папиросу за папиросой. Вдругъ лакей крикнулъ намъ снизу, что господинъ изъ Зинвара только что послалъ за сыномъ. Я собирался прочесть лакею хорошую нотацію за такую назойливость, но мой русскій знакомый остановилъ меня. Любопытство овладло имъ.

— Подождемъ, — сказалъ онъ, — и посмотримъ, что будетъ дальше. Зачмъ это онъ въ такой поздній часъ послалъ за Паво?

Мы просидли молча нкоторое время, не переставая курить. Наконецъ, явился Паво. Отецъ вышелъ къ нему навстрчу на лстницу.

— Послушай-ка, — сказалъ онъ, — я проигралъ девять тысячъ этой проклятой рулетк. Я было легъ, но не могъ заснуть. Мн жаль этихъ денегъ, — это была какъ разъ та сумма, которую я пообщалъ церкви. Я долженъ отыграть ее. Я не успокогось, пока эти деньги не будутъ опять въ моихъ рукахъ. Я долженъ вернуться назадъ въ игорную залу.

Паво стоялъ молча, точно онмлъ. Да, даже Паво, завзятый игрокъ, и тотъ онмлъ отъ изумленія.

— Ну, что ты стоишь и молчишь? — закричалъ отецъ. — Вдь игра не прекращается раньше полуночи. Не будемъ же терять времени!

И они тотчасъ же отправились въ игорную залу.

— Пойдемъ и мы, — сказалъ русскій, — посмотримъ, что тамъ произойдетъ.

Игра велась съ большимъ азартомъ, чмъ когдазлибо. Обыкновенно, чмъ ближе подходило время къ полуночи, тмъ больше увеличивали ставки и тмъ сильне рисковали.