Беседа закончилась. В Москве я прослушал записи, отредактировал, как умел, где-то вставил слова для связи от себя, но строй воспоминаний оставил таким, как рассказывал о. Серафим. Через день о. Арсений уехал в Москву, приезжали иногородние и, не застав его, рассеивались. Но Надежда Петровна говорила им что о. Арсений болен и просил приехавших обращаться к о. Серафиму. Понимая, что изменить ничего нельзя; шли на исповедь и потом рассказывали, что о. Серафим – необычайно хороший священник и они получили большую духовную помощь. Некоторые удивлялись, что, спрашивая совета, получали неожиданный ответ: «Вы уже раньше спрашивали об этом о. Арсения, зачем спрашиваете меня?» И о. Серафим в точности повторял то, что ранее творил о. Арсений: «Никогда не спрашивайте об одном и том же у разных священников, можете получить разные ответы, и это смутит вашу душу». Мне с о. Серафимом пришлось встречаться трижды, но уже тогда, когда о. Арсений был дома. Прожил о. Серафим у о. Арсения четыре месяца.
Записал Александр Брянский.
Из архива В. В. Быкова (получено в 1999 г.).
ОТЕЦ ОЛЕГ
14 мая 1973 г.
В тот день среди собравшихся у о. Арсения находился о. Олег. Обратившись к нему, о. Арсений попросил его рассказать о себе. На мгновение воцарилось молчание, потом о. Олег, в миру Олег Викторович, перекрестился и начал рассказ.
«В армию взяли меня в июле 1941 г. До 1944 г. не был ни ранен, ни контужен, участвовал во многих боях и дослужился до звания сержанта.
Знал: Бог существует и всегда бывает с человеком, но особой веры не имел. Жили в общей квартире в Лефортове, мать с отцом в церковь не ходили, но дома застольные разговоры о Боге велись, – так, между прочим. В одной из комнат нашей многолюдной квартиры жила девушка Надя (Надежда Владимировна) лет двадцати трех, мне, одиннадцатилетнему, казалась старой. Человек добрый, радушный, гостеприимный, младшего брата Николая и меня часто звала к себе в комнату, поила чаем, угощала и интересно рассказывала о жизни святых, библейские и евангельские истории, апокрифические сказания, повести и рассказы шведской писательницы Сельмы Лагерлеф. Все, о чем сейчас говорю, слово «апокриф», имя Сельмы Лагерлеф и многое другое узнал только через несколько лет, в детском возрасте не запомнилось, но через призму этих рассказов тети Нади твердо усвоил, что Бог существует и знает все. Рассказывала она очень хорошо, слова: «Господь Иисус Христос», «Божия Матерь», «апостолы», сведения о святых, также понятия о добре и зле впервые были услышаны от нее. Иногда тетя Надя помогала нам готовить трудные уроки.
Вся квартира знала, что тетя Надя ходит в церковь Петра и Павла на Солдатской улице, соблюдает церковные праздники и посты, но никто на нее не доносил, ее любили за доброту, отзывчивость и безотказность, когда просили что-то сделать или помочь ухаживать за больным. Мама и папа дружили с ней и знали, что мы, дети, ходили к тете Наде слушать ее рассказы и знали, о чем они были. Вот так брат и я услышали о Боге. Помню, тетя Надя уговаривала маму и папу крестить нас. Папа соглашался, мама возражала, но потом «махнула рукой», сказав: «Если дети не против, то мне – все равно».
Крестил нас дома, в комнате тети Нади, священник из храма Петра и Павла, был ласков и добр, провел с нами беседу, сказав: «Теперь у вас две матери – родная и крестная мать, Надежда, и она будет заботиться о вас наравне с родной мамой». Священник был молодой (сейчас он – глубокий старик, служит в другом храме, перенес ссылку и лагерь).
Тетя Надя заботилась о нас и через девять лет вместе с мамой и папой проводила на фронт. Конечно, я был в пионерах, комсомоле, но это носило формальный характер. Брат никогда не хотел вступать в эти организации и впоследствии стал глубоко верующим человеком, папа с мамой под влиянием тети Нади тоже пришли к вере.
В 1944 г., пройдя три года войны, оказался под Ленинградом, немцы отходили с тяжелыми боями и потерями, дрались ожесточенно. Наши части наступали, но на нашем участке фронта немцы окопались – окопы в полный профиль, высокий бруствер (насыпь земли перед окопом в сторону противника). Была долгая вражеская артподготовка, потом пошли немецкие танки, наши подбивали их из орудий, а я с напарником – из противотанкового ружья. Подбили мы два танка, но немцы прорвались и стали «утюжить» наши окопы. «Утюжить» – значит наехать на окоп и, пройдя по нему гусеницами (траками), раздавить солдат, оружие, разрушить окоп, засыпать, закопать обороняющихся.
На меня с напарником наезжал танк, мы стреляли по нему, но он двигался вперед, перелез бруствер и стал утюжить окоп; земля осыпалась, танк ревел, заглушая все. Я оказался под ним, гусеницы почти задевали меня, окоп оседал, оседал также и танк. Я был засыпан землей, танк ворочался надо мной. Понял: буду раздавлен и превращен в бесформенную груду человеческого мяса, смешанного с землей.